Андрей Курков - Не приведи меня в Кенгаракс

Андрей КУРКОВ

НЕ ПРИВЕДИ МЕНЯ В КЕНГАРАКС

Состав несколько раз дернулся и пошел. Колеса не спеша отсчитывали стыки рельсов.

- Вот и тронулись.

- Да, уже едем, - поправил очки Турусов.

- Плетемся! - буркнул Радецкий. - Накладная у тебя, образованный?

- Да.

- Так что же мы все-таки тянем, и куда?

- Груз "ТПСБ-1785" и др.", - медленно и внятно прочел Турусов.

- Эта галиматья мне известна, я тебя как человека знающего спросил! Без сокращения как оно называется?

Турусов пожал плечами.

- Тьфу! Тоже мне профессор! А куда?

- Говорили, что конечный пункт известен машинисту.

- Машинисту?! Так сходи спроси его!

- Но вы же понимаете, что к нему не пройти. - Турусов снова поправил съехавшие на нос очки в роговой оправе.

Радецкий скривил губы и отвернулся к окну. Достал папиросу, размял ее толстыми когтистыми пальцами и загнал в уголок рта под унылые горьковские усы. Чиркнул спичкой и затянулся.

- Ну, если ты, студент, ни хрена не знаешь, то, видать, никто этого не знает тоже. А это к лучшему. Ты-то сам чего в сопровождающие поперся?

- Да так... с друзьями старыми разошелся во взглядах...

- Бежишь?

- В общем, да.

- А что, могут поймать и пришить?

- Что вы, нет!

- Странно. Тогда зачем драпать? Вот я - понятное дело. За мной хвосты тянутся, хоть я и не украл, и не завалил никого. А ведь уже двенадцать лет на маршрутах! А какая у меня любовь была!!! У тебя новой сотенной нет?

- Что?

- Сторублевки новенькой, чтоб хрустела, нет у тебя?

- А... нет...

- Жаль. Моя старая истерлась вся, вот-вот рассыплется. Ладно, покажу.

Радецкий вытянул из кармана ватника блокнот, достал свернутую сторублевку, которая действительно была ветхой и протертой, развернул ее и вытащил оттуда фотографию три на четыре белобрысой девчонки.

- Вот какой она тогда была! Ни разу сотку не менял. Самая дорогая мне память. Только надо, видать, новую раздобыть, чтоб Валюху в нее заворачивать. Эх, я б на такую девку и тыщерублевки не пожалел, если б была такая деньжища!

- Да, любовь это прекрасно... - почти шепотом проговорил Турусов.

- Ох, не люблю я эти сюсюканья интеллигентские! Извини, конечно, но любовь - это не только ночи в шалашах и зажиманья при луне! Это и по морде, если заслужила. А они все этого заслуживают, все подряд! Я Валюху чем чаще лупил, помню, тем любил больше. И она не обижалась, сама говорила, что любая баба этого заслуживает. Эх, и умница была, а всего-то семнадцать ей тогда стукнуло. Мужики так рано не умнеют.

Турусов хотел спать, но первым заговорить об этом было как-то неудобно. Кроме того, он не хотел перебивать несущиеся как горные реки размышления Радецкого. Слушать его тоже не хотелось, поэтому приходилось смотреть в окно и ждать, когда же придет время расстилания коек, когда же несколько протяжных зевков закроют родник жизненного опыта, обильно бьющий из прошлого Радецкого.

Ждать пришлось около часа. Радецкий вдруг замолчал и почесал затылок.

- Где у нас аптечка?! - словно сам себя спросил он. - Надо бы стрептоцида пожевать, а то каждое утро горло саднит.

Исполнив свое желание, он спокойно устроился на нижней койке купе для сопровождающих. Турусов забрался на верхнюю.

- Эй, студент, высоты не боишься? Голова не кружится? - негромко, улыбаясь сквозь зевоту, спросил Радецкий.

Турусов так долго искал что ответить, что, в конце концов, отвечать было уже поздно: снизу донесся самоуверенный храп напарника.

Разбудило их утром ржание. Открыв глаза, Турусов обомлел и поднял голову - вместо ящиков в грузовой части вагона стояли кони - три крепких скакуна. В углу было навалено сено. Пахло скотным двором, но запах не раздражал. Турусов глянул вниз на Радецкого. Тот сидел в ватных штанах и майке на своей полке, молча уставившись на лошадей.

- Кто отвечать будет? - наконец как-то заторможено произнес он. Первый раз такое. Издевается что ли кто?! Ящики сняли, понятно. Но это зачем?

- Это не наш вагон... - удивленно прошептал Турусов, его глаза прищурились за очками. - У нас на выходе сто двенадцатый номер стоял, а тут ноль тринадцать нарисовано. И занавески розовые, а там белые были.

- Ну и черт с ним! - Радецкий встал и сплюнул на грязный пол. Вонища! А если сдохнут, то вообще задохнемся. И чего они мне так в моем голубом и безоблачном нравились?!

- Лошадь - символ свободы, - сказал Турусов.

- Чушь! - зевнул Радецкий. - Цыганщина. Лошадь - это скачки и хорошая колбаса сырого копчения. Это я уже понял. Кстати, студент, историю могу про лошадей рассказать, занятная история. С батей моим произошла.