Александр Курсков - Проходимцы

Нашла свои руки и устало потерла виски. Он улыбнулся и поцеловал бутылку кагора. Сорвал с нее пробку и подул в черное горлышко. Она опустила руки на полотенце И стала смотреть на себя в окно Как ее много, когда мир так скоро Проносится сквозь ее бледную тень, И еще совсем, совсем не темно...

Они говорили о том, Что не собираются друг друга любить. Это было бы слишком нечестно В контексте прибытия в пункт назначения. Им хотелось напиться и глупо шутить. Они закусывали плохим шоколадом И смеялись над перестуком колес. Они даже не целовались. Она скинула обувь и сидела на верхней полке. Он стал щекотать ее пятки Ежиком жестких коротких волос...

Три девочки в тамбуре говорили о том, Что она очень глупая шлюха, Что он - это нечто страшное И совершенно равнодушное к счастью, Что им бессовестно хорошо вдвоем... Они шарахались от пьяных дембелей И шептали друг другу на ухо Все то же, но каждая о своем.

Трое юношей в общем вагоне Обсуждали ее бедра и грудь И различные способы все это любить. О нем они многозначительно молчали, Гордо считая его своим в доску... Люди все равно не пошли бы пешком Если бы в поездах запрещалось говорить...

- II

- Ты, танцующая на подоконниках... - Я тебя прошу не говорить глупостей... - Ты, танцующая на подоконниках, Чьи бедра - позор всех домохозяек на свете, Бессмысленно мудреющих в своей тупости... - Я тебя прошу не обижать мою маму... - Ты, танцующая на подоконниках На высоте первого головокружения птицы, Ты, в ногах которой готов валяться город, Готов разбить лицо о твое колено И слизывать с него собственную кровь, И становиться от нее покорным и пьяным Как избитый хозяином пес... - Что ты хочешь сказать мне? Это шутка? - Нет, милая моя, нет, это вопрос... - Что ты хочешь спросить у меня? - Слушай. Ты, не лишенная интеллекта сучка, Утратившая интерес к раздеванию... Ты предпочитаешь оставаться в одежде, Но твой муж - педант, он всегда хочет как лучше, Он интеллигентен и старомодно воспитан, Он не разрешает тебе кричать, ругаться и петь... - Я тебя прошу не трогать моего мужа... - А когда утром он бережно выключает будильник Тебе хочется побыстрее одеться и умереть... Ты, тебе часто хочется умереть?

...Она знала про этих людей все, Но не понимала, как они умудряются совмещать Довольство судьбой и недовольство жизнью. Это была маленькая фальшь в логике победителей Которую вообще не стоило бы замечать. Недовольство жизнью заставляло мужчин Дарить ей дешевые цветы и дорогие конфеты. Довольство судьбой заставляло их лгать И трусливо уходить среди ночи Забывая свои презервативы и сигареты. Женщины, довольные своей судьбой, Захлопывали перед ней двери Когда она просила позвать кого-то из нас. Женщины, недовольные жизнью Любили искренне поделиться этим друг с другом Разговорами про дешевые трусы, Тупых мужей и что-то еще - шепотом Но очень редко и с глазу на глаз.

- Мне отвечать или запереть дверь? - Тебе? Тебе нужно молчать, болтать ногами И допивать свой пластиковый стакан до дна. Настоящая героиня должна быть молчаливой И не стесняться в итоге за неразговорчивость Быть вынесенной в посвящение Из пьесы, где все разговаривают и говорят, И бесполезно выяснять, чья в том вина. Настоящий телефон Должен хрипеть и глотать жетоны В безнадежных попытках Соединиться с другим, Таким же настоящим, как он... - О-ля-ля, это шизофрения, О-ля-ля, он съехал, это шизофрения... Может быть, ты просто слишком много выпил, Мой мальчик...

- III

Поезда не идут и не едут. Они двигаются. Те из нас, кто так не считает, Обречены на соблюдение расписания. Плюс-минус двадцать минут. Те из нас, кто так не считает, Немного посмотрят в окно И беспокойно заснут.

Чем измеряется движение? Запахом тамбура, количеством коридора, Возрастом проводницы, Общительностью попутчика, Временем в пути и возможностью его изменить, Количеством выпитого и его ролью В системе твоего измерения. Движение поездов не имеет иного направления Кроме тебя, любимого...

Три девочки из тамбура, Ее предупредительные соседки, Давно уже ушли смеяться и пить С мальчиками их круга мысли. Мальчики казались им умными И безопасными в личном плане. Здесь не принято было ухаживание Чтобы оно не мешало разговору О каком-нибудь сорокинском "Романе". Все пятеро сделали вид Что забыли о нем и ней, И забыли о нем и о ней, Они не замечали этого И это было всего верней...

Когда уже никто не смотрел в окна, Когда входящие на станциях старались не шуметь И тихо занимали свободные места, Когда небо с землей... - а впрочем, Это не отсюда, это лишнее, Про них уже знает каждый, кто хочет знать А те, кто не хочет, все же иногда Знают, когда перемещаются в поездах И вдруг обнаруживают, Что пачка сигарет пуста... Когда все смирились быть временно Не такими, какими принято быть Осталось только сойти с поезда в неизвестность Или - попросту выйти вон, Но никто этого еще не сделал Он стянул ее с верхней полки, поставил на ноги И они хохотали на весь соседний вагон...