Николай Львов - Лубянская справка

И только они начали, в самый "момент стыковки", как говорили в "конторе", раздался грохот, и все вокруг озарилось ярчайшей вспышкой. Атомная война!!! - в ужасе мелькнуло в мозгу И.О., и только когда через секунду послышался счастливый вопль детей, он все понял - салют!! В честь Первого мая! И вокруг стало так ярко, так ослепительно ярко, в сто раз светлее, чем днем, - стреляли где-то совсем недалеко, и все ракеты вспыхивали и рассыпались прямо над двором редакции! Дети орали и прыгали, а И.О. с ужасом осознал, что они - растерзанные, полуголые - оказались в центре старух и детей в самой что ни на есть дикой и немыслимо катастрофической позе! Но страшнее, безумнее и невероятнее было то, что хмель или плющ при ярчайшем свете ракет куда-то исчезал! - а пресловутая лужа громадным рефлектором удваивала силу света, и, точно на киносъемках супермюзикла с громадной массовкой, освещала двух кинозвезд - они, сжавшиеся в комочек, походили на Адама и Еву, застигнутых Господом врасплох - громы! молнии! - еще секунда, и они с позором будут изгнаны из Рая, и первый милиционер при стечении злорадного люда препроводит их в кромешный Ад ближайшего участка.

Но разве для этого они так долго страдали? На втором залпе оба сообразили, что в то время, как все вокруг освещалось, счастливый народ смотрел вверх, на салют, на сами вспышки, так что надо было на несколько секунд замереть, притаиться и любоваться вместе с трудящимися первомайским фейерверком, а уж когда после вспышки наступала жуткая тьма, тут-то и было самое время нажимать на все педали. Да... Много лет прошло с того праздничного вечера, но каждый раз, когда в этот день И.О. слышал залпы салюта, он с радостью вспоминал эту отважную чью-то жену и с удовольствием отсчитывал до пятого залпа! (Кто знает, может быть, она в это время тоже считала?)

Его полусонные воспоминания были прерваны легким похлопыванием по плечу - таким знакомым и отвратительным, что сердце у И.О. застрекотало, как пулемет, - он забыл, как и всегда забывал в первые годы после получения московской прописки, если вдруг сталкивался где-нибудь с милиционером, что уже имеет право спокойно ходить по Москве, что его уже не могут посадить на два-три дня в отделение, что у него не будут "отбирать" подписку о выезде из Москвы в течение сорока восьми часов, - в этот момент он даже не сразу вспомнил, что в кармане у него заграничный паспорт, приводящий в благоговейный трепет любого блюстителя закона, и стал придумывать, как прежде, всевозможные спасительные увертки - а что если заговорить с ним по-румынски или, скажем, по-английски? что если выдать себя за иностранца?

"Молодой человек! - услышал он суровый голос и только тут вспомнил, что бояться ему нечего, вздохнул и приготовился даже чуть-чуть поиздеваться над этим неопытным милиционером - разве по его фигуре да костюму не видно, что он из-за рубежа? - Уж не ждете ли вы обратного поезда в Бухарест? Или в Варшаву? Или сразу в Париж?" - "Мишаня! - заорал И.О. и бросился в объятия к другу, не давая, однако, поцеловать себя. - Как же ты узнал, что я здесь? Что я приезжаю?" - "А я звонил", - хохотал в ответ Мишаня. "Кому? Куда?" "В Бухарест, Федоровскому!"

Удивительно непонятными, равнодушными и даже черствыми могут порой оказаться самые близкие люди! Вместо того чтобы хоть как-то облегчить страдания друга, Мишаня тут же, идиотски улыбаясь, стал показывать И.О. какой-то засохший прыщ на животе, уверяя, что он тоже подцепил это у одной девицы из Горького. Больше всего И.О. расстроило именно то, что целый месяц ждал он встречи с другом, чтобы излить ему душу, увидеть в глазах глубокое сочувствие, а вместо этого Мишаня начинает ломать комедию. "А знаешь ли ты, - говорил он, закуривая и пресекая жестом всякую попытку И.О. вставить хоть слово, - что по теориям древних индусов человек умирает и воскресает несколько раз в секунду, ну, предположим, двадцать четыре раза, - чем не кинематограф? - а так как умирания и воскрешения происходят мгновенно, то, естественно, человек не замечает резких переходов и убежден, что существует непрерывно. Несколько расширив и распространив эту идею на медицину, я вывел один замечательный закон: мы все заболеваем всеми существующими болезнями, особенно такого рода, каждую секунду и так же (или почти так же) быстро вылечиваемся сами собой. Но... - тут Мишаня поднял палец и хищно сверкнул глазами, - в какой-то определенный момент вот это самое "почти" резко уменьшается! Двадцать четыре раза в секунду ты получаешь порцию этого, но избавляешься от него... ну, предположим, два раза - вот тут-то ты и начинаешь кое-что замечать: думаешь, у тебя язва, то, се, голова болит, на душе скверно, а на самом деле всего этого нет! Это только кажется. То есть это, конечно, есть, это всегда есть!.. Но... оно само проходит. Первая прямая пройдет, ты делаешь круг, выходишь на вторую прямую, затем - опять круг, но со всякими препятствиями". - "Вот тут-то и отваливается нос..." "Э-э-э, нет! - вскричал счастливый Мишаня. - И вот тут это само проходит! Бесследно! К примеру, я болею каждый год по нескольку раз! И, как видишь, ничего. Только не очень доверяю всяким справочкам. Вон, глянь-ка, - и Мишаня вынул из бумажника справку. - Вот тебе анализ моей крови, не смотри, что здесь все реакции отрицательные. Зато видишь, вот тут какая закорючка торчит? О, это неспроста!"