Яков Ланда - Последний звонок

На этом этаже, в этом же отделении он и оказался несколько месяцев спустя, ничуть этому не удивившись.

Все, что было, было впервые. Поэтому ни с чем и не сравнивалось. Запечатывалось в память во всей своей первозданности, как диковинное насекомое в янтарь.

Память была разной у души и тела, живших почти врозь. Тело было занято своими проблемами, специфически детскими. Продвижение здесь было - шагом, успехи - так себе.

Душа же просто не успевала вместить в себя все, что жадно поглощали органы чувств; впечатлений было слишком много, они нагромождались, и гора росла с каждым днем.

Все было в равной степени ново, интересно и важно. Иерархия здесь отсутствовала начисто.

Ничто не оценивалось, не обсуждалось, не осуждалось. Каждая картинка этого калейдоскопа - не звено в цепи, имеющее предшественников, а нечто изначальное, единственно существующее, все содержащее в себе и еще не разъятое. За всю последующую жизнь он лишь однажды испытал нечто подобное, когда почти полвека спустя, в Италии, рассматривал на стенах прославленной капеллы фрески художника, олицетворившего собой все треченто. Эти фрески тянули к себе, как магнит.

Потом все впечатления окружающего мира были разом вытеснены на задний план. Года в четыре он научился читать.

Мир приобрел новое измерение. Попасть туда было до смешного легко. За-браться с книгой в кусты, залезть на дерево. Хорошо читалось под столом, хотя и темновато. Что угодно: сказки и романы, газеты и учебники, понятное и непонятное. Без устали, в один присест. Только бы не мешали.

В школу собирался без особого интереса. От скуки в первом классе спасало лишь чтение запоем. Наконец прозвенел последний звонок.

В школе он слыл "рассеянным с улицы Басcейной" и излишне погруженным в созерцание. В действительности, мысли его обычно блуждали по каким-то книжным страницам, в то время как слух и зрение добросовестно делали свою обычную работу. Так было и сейчас. Он все видел и слышал. Каре во дворе. Цветы в руках выстроившихся у школьного крыльца первоклассников и свертки с подарками в руках выпускников напротив. Учителя у покрытого вечной красной скатертью стола. Натужно бухающий духовой оркестр и перекличка станционных диспетчеров на железной дороге неподалеку.

Что-то там говорилось, и нестройно перекатывались аплодисменты. Запомнилась лишь замечательно красивая - он не знал тогда слова "женственная" - выпускница. Признав, что счастье каждый понимает по-своему тут он поднял голову: как раз эту повесть он сейчас мысленно перечитывал и слова были ему знакомы, - девушка пообещала честно жить, много трудиться и крепко любить эту огромную счастливую землю, которая зовется Советской страной. И вдруг разрыдалась.

Школьники снисходительно переглянулись. Гурьбой окружавшие каре родители сочувственно заулыбались. Учителя еще оценивали, насколько происходящее вписывается в привычный протокол. Но высокий худой завуч уже торопливо подбежал к чувствительной старшекласснице и склонился к ее уху, успокаивающе положив руку на плечо.

Именно к этой выпускнице первоклассник и побежал потом со своим тощим букетиком, хотя уже заранее наметил себе выпускника, припасшего в качестве подарка игрушечный, но в ножнах, почти неотличимый от настоящего кортик.

Она наклонилась навстречу и протянула к нему руки. Так разбежался, что угодил в ее объятья и задохнулся от непривычного волнующего запаха, скорее, смеси двух ароматов: вымытых душистых волос и еще другого, неведомого происхождения.

Потом старшеклассники отправились на последний урок, а им в актовом зале показали кинофильм. Несчастный чернокожий юноша, полюбивший белую девушку, ответная любовь, побег, яростный гнев отца девушки, погоня...

Сверток с подаренной ею книгой развернул лишь придя домой. Это были "Мифы и легенды Древней Греции".

Занятия в школе окончились, но он снова забрался с книгой в свое убежище. У глухой стены постройки в незапамятные времена были сложены старые шпалы. Потом к ним добавились бревна, и это сооружение было скреплено ржавыми скобами. Здесь, отгородившись от всего и всех, можно было читать запоем, забыв о невыученных уроках и не чувствуя голода. Именно потому, что недалеко отсюда помещался завуч, сюда редко заглядывали школьники. Мелкая птаха охотно обитает вблизи логова крупного хищника, и он здесь чувствовал себя в безопасности.

Циклоп Полифем только что лишился единственного своего глаза, и тут же он в своем убежище услышал голоса. Он думал, они принадлежат обитателям двора за высоким забором слева. Женщина громко всхлипывала, спокойный мужской голос упрямо настаивал на своем. Выглянул из убежища и подошел к забору. Никого. Вернувшись, заметил корешок тетрадки, выглядывавшей из щели между бревнами, и вытащил ее. Колорадский жук на обложке...