Татьяна Лапина - Тетрадь для сна

Она сказала, что простые желания прячутся за... в том числе стихами. Разве я имела это - прячущееся за? Она, впрочем, знала, сколько раз я пробовала - со стихами и без.

----------------------------------------------------------------------

Это было мучительно - встречаться и улыбаться в коридоре, потом находить на столе гранки - заглядывать в себя. Зато здесь я не могла закрыться. Меня все, не ты один, видели насквозь, хотя я не болтала лишнего - вообще не болтала. "Бери, читай своего любимого! Наслаждайся!" Коллеги были правы и неправы.

Мне больше не требовались цитаты, чтобы сказать о себе. И книг не стало нужно - я стала сама себе книгой.

Параллельно были - выкладки, допуски, предположения. Ничего не работало. Жизненный механизм нашей встречи намертво заглох. Я попросила еще рассказов - отговорился, некогда. Пара вопросов - глухое раздражение было ответом. Я ничего не понимала в жизни, а чтобы понять, мне снова нужен был текст. Конечно, хватало и того, что было. Наверное, мне хватило бы и одного твоего стихотворения - про "войну, уводящую за руки" или про "жарко шуршащее платье" Анны - я никогда не носила платьев, тем более - шуршащих, никогда не покупала приемников с Пятой симфонией Бетховена, никогда не видела войны...

Если тривиальный мужской испуг - то почему нельзя тексты ? Если все можно - то почему ничего нельзя? Если я не Анна, а, скажем прямо, полная ей противоположность, обратная ей сущность - то чего тут бояться? Может быть, я сама себя плохо знала...

"От тебя он может только бежать".

Ты и бежал. Бежал бы и дальше, если б - было куда. Если бы еще не было войны. Я сама готова была бежать. Как еще вынести это тихое уклонение?

Наверное, тогда ты жестоко раскаялся в той публикации. И вообще в публикациях - кто же мог знать, что я вычитаю тебя из любого текста? Что я в любом твоем - тебя вижу? Боже, ты чувствовал себя раздетым - никогда твои статьи не проходили еще такой корректуры! Они жгли мне руки, но мне их отдавали - всегда, все!

Ведь никто не понимал. И меня не понимал тоже. В буквальном смысле - на каждое слово переспрашивали, каждую шутку приходилось растолковывать по полчаса. Всеобщее недоумение - может ли подобный человек исправлять чужие ошибки - разрешилось бурным скандалом, захватившим всю редакцию. Чужие ошибки приписали мне, а своих я так и не нашла. Никто не удостоил их показать. Со мной все было ясно.

Я молчала. Не хотелось ничего объяснять. Не хотелось, в конце концов, закладывать сотрудников. Наверное, тогда я уже поняла, что меня выгонят отсюда, да не просто - с позором.

24 сентября. Если бы только евангельское: "Нас гонят, а мы всегда радуемся". Я испытываю какую-то жестокую радость. Уйти с позором из-за стихов - в этом что-то есть. Даже если никто не поймет. Тем более - если никто не поймет.

Потому что вы - поймете.

А может быть, это он меня и подставил?

----------------------------------------------------------------------

Ты проходишь по парку, милый,

А за поясом - пистолет.

Пусть он газовый - с той же силой

Огнестрельный оставит след.

"Не тревожьте мое пространство,

Не зовите ко мне врачей".

И пришьют тебе хулиганство

Преступление богачей.

Слишком странно - да что там странно

Слишком страшно героем быть.

Но уже небывшая Анна

Пролила, что нужно пролить.

На ветровке рвану застежку,

А ответить не хватит сил.

Только красный песок дорожки

И вопрос: кто ее убил?

----------------------------------------------------------------------

Папа "Анну" изругал. Сказал: ничего не понятно и местами просто коряво.

- Но мне же - понятно!

- Пусть он и пишет тогда для тебя одной!

Кажется, папа меня и связывал (а возможно, и себя тоже) - этой негласной установкой писать, "чтоб было понятно для людей". Но в литературе я не бездарна. И я сказала:

- Удивительно то, что несмотря на твои резкие заявления, у тебя действительно есть хорошие вещи!

Оставив папу (который все-таки не смог не улыбнуться) решать дилемму: как можно одновременно ценить хорошего писателя Т. и плохого писателя А.

26 сентября. Днем, в редакции, вдруг стало сочиняться что-то. Сидела в коридоре, додумывала и дослушивала стихи - ничего не было надо - и увидела идущего А. Улыбка - ясная, как тогда, первый раз. Конечно, мне. Не остановился ни тогда, ни теперь, но помешать успел. Стихи вышли так себе.

Из ошибки (вместо "песни" - "тексты") вышли тоже стихи. Все для этого? Зачем для этого - видеться?

----------------------------------------------------------------------

Столько мучиться от недоверия, непонимания, непечатания - и так испугаться понимания? Отчего же так неумело прячетесь? Хотите от меня спрятаться - бросьте писать, ну - пишите в стол... Вы - настоящий, и я поняла это не так, как те, кто "разбирается", я поставила на себе эксперимент, как на павловской собаке.