Николай Лесков - Дама и фефела

Это заметили лавочники и дворники и говорили:

- Преудивительно, никогда так не ходила; всегда, бывало, идет в аккурате, а теперь одну руку в один рукав всунет, а другую забудет, и еще локоть подопрет, - совершенно старый генерал ползет.

Ей об этом шутя говорили, "о она как будто не понимала даже, о чем речь, и продолжала "ходить по-генеральски", а потом стали замечать, что она перестала возражать и спорить, и на многое старалась "смотреть мимо", и потом вдруг перестала бояться крыс, мертвых и грозы и ничего решительно не желала, кроме тихого уединения, которого ищут околевающие животные.

Она сдала свое заведение и на вырученные маленькие деньги купила себе маленькое хозяйство в Финляндии, где обмывала и обшивала выкармливаемых крестьянами подкидышей воспитательного дома.

От здешней ли тишины или от чего другого, в уме Праши стали проявляться понятия, каких прежде не было: сообразно перемене понятий она изменяла и свои отношения к тому, до чего это касалось. Так, например, она не только не хотела говорить что-либо в о вред людей того края, где стала жить, - это делают и другие, кому законность и порядок приятнее произвола и беспорядка, - но она утратила всякий вкус к похвальбе и неохотно приезжала из своей избы в Петербург. Зато она имела то, чего разумно искала: по кой.

Одной неугомонной Зинаиде Павловне суждено было делать последние испытания духовного и умственного роста Праши. Престарелая красавица была угнетаема потребностью делиться своими успехами в свете и неожиданно прислала неграмотной Праше письмо, в котором извещала ее, что из двух киевских старцев Зинаиды Павловны один, Слепой, вышел из их компании и, найдя себе в Киеве племянницу, уехал с нею жить в Воронеж, а зато другой старец, "кривоустый", так Зинаиде покорился, что "поженился на ней законным браком". Зинаида Павловна, с одной стороны, была очень рада, что теперь она опять замужняя, а с другой - она боится, как бы ей не было наказания от бога за то, что она поклялась не выходить замуж после своего первого мужа.

Праша не хотела ей отвечать на это.

- Если б я сама умела писать, я бы ей написала, что уже как мне теперь сорок лет, то мне в это время все источники жизни должны затвориться.

Соседние сироты-дети и чухны Прашу скоро узнали и полюбили, и она их тоже.

XXI

Из чухон у Праши даже завелся один приятель; это был беднейший старик Авель. Они жил как гном, в. какой-то земляной норе, и Праша его спервоначалу даже немножко пугалась. Низенький, кривоногий и косматый и притом очень старый, но черноволосый без седины; одет всегда в овечьей куртке, черною шерстью вверх, а штаны из кожи. Днем он сидел над своею ямкой и плел кошели, а сам пел. Все что-то пел, а ночью опять выползал и долго-долго бродил между большими каменьями, а потом взлезал на камень и дремал. Праша скоро узнала, что старый Авель человек не страшный, и перестала его бояться. А потом спросила его: что он поет?

Он отвечал:

- Сальми.

- А зачем сидишь наруже ночью?

- Лушаю.

- Что же ты слушаешь?

- Чего усами услыхать нельзя,

"Должно быть, он помешанный, - подумала Праша, а выходить из избушки и сидеть наруже и ей понравилось. - Сидишь в тишине и до того утихнешь, что вдруг что-то слышишь: точно как будто Апрель Иванович Пеленака читает".

- Авель! - говорит Праша, - я у вас научилась сидеть на дворе ночью.

- Хоросо... сити!

- А для чего вы, Авель, вокруг камня ходите? Авель не понял и замотал головою.

- Для чего вы на другую сторону все смотрите? Авель понял, как хотел, и отвечал:

- И ты смотри на другую сторону!

И Праше понравилось, что Авель говорит о небесном: как смотреть "на другую сторону жизни".

Ей стало приятно смотреть, как чухонский лохматый Авель старается услыхать слухом неслышное и заглянуть на сторону невидимую, и она стала выходить ночью и подолгу сидеть с Авелем здесь между камнями. Сурово, строго и свежо как в воздухе, так и на душе. И капитанская труба с судна нет-нет да и раздастся, раз от разу зычнее.

Наконец была даже Праше наивысшая радость: от нее совсем отступил бледнолицый страх смерти. Но жизнь иногда еще трогала.

XXII

Раз Праша получила письмо; она отгадала, что это от Зинаиды Павловны, и спрятала его до свидания со мною. Письма Зинаиды Павловны Праша понимала за небезопасное по своему содержанию, соблазнительное чтение, которое могло смущать неопытные души. И то, которое находилось теперь в ее руках, было такое же: отцветшая красавица начинала его приветом "Паше-Праше-Пашенции", а потом извещала, что, бог дал, она овдовела и теперь уже "по батюшкиному благословению определилась в монастырь", где начальницею та самая дама, у которой Праша "мужа отбила".