Николай Лесков: Шерамур

- Нет; прелого места нет.

- Так зачем же такая низость!

- Кому же это вредно?

- Еще и спрашиваете: лучше бы сами пожрали да другого накормили.

- Пойдемте, - накормлю.

- Что же одного-то кормить... сказали бы, так я бы еще человек пять позвал.

Другой раз он застает на комоде белье, принесенное прачкою, и опять тычет пальцем:

- Чьи рубашки?

- Разумеется, мои.

- Сколько тут?

- Кажется, четыре.

- Зачем столько?

- А по-вашему, сколько рубашек можно иметь человеку?

- Одну.

- И будто у вас всего одна?

- Нет; у меня ни одной.

- Без шуток, ни одной?

- Какие шутки, мы не такие друзья, чтобы шутить шутки.

С этим он расстегнул блузу и показал нагое тело.

- Вот вам и шутки.

- Возьмите у меня рубашку.

- Могу.

Он взял поданную ему рубашку, пошел за занавес, а оттуда кричит:

- Нож!

- Вы не зарежетесь?

- Это не ваше дело.

- Как не мое дело! Я не хочу, чтобы вы здесь у меня напачкали кровью.

- Эка важность!

- Нет, не режьтесь у меня.

- Не зарежусь - я нынче пожравши.

- Нате вам нож.

Послышался какой-то треск, и что-то шлепнуло.

- Что это вы сделали?

Он вместо ответа выбросил отрезанные от обоих рукавов манжеты и появился сам в блузе, из-под обшлагов которой торчали обрезки беспощадно оборванных рукавов рубашки.

Этак ему казалось лучше, но тоже не надолго, - завтра он явился опять без рубашки и на вопрос: где сна? - отвечал:

- Скинул.

- Для какой надобности?

- У другого ничего не было.

Таков он был в бесконечном числе разных проявлений, которые каждого в состоянии были убедить в его полнейшей неспособности ни к какому делу, а еще более возбудить самое сильное недоразумение насчет того: какое он мог сделать политическое преступление? А между тем это-то и было самое интересное. Но Шерамур на этот счет был столь краток, что сказания его казались невероятны. По его словам, вся его история была в том, что он однажды "на двор просился".

Как и что? Это всякого могло удивить, но он очень мало склонен был это пояснять.

- Бунт, - говорит, - был. Мы все, техноложцы, в институт пришли вороты заперты, не пущают. Мы стали проситься на двор пустить, - пихать начали. Меня взяли.

- Ну а потом?

- А потом - я ушел.

- Зачем?

- Да что же ждать - неизвестно бы куда засудили.

И больше ничего не добьетесь, да и сомнительно, есть ли чего добиваться.

До сих пор говорю с чужих слов - теперь перехожу к личным наблюдениям, которые были счастливее.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Я о нем в мою последнюю поездку за границу наслышался еще по дороге преимущественно в Вене и в Праге, где его знали, и он меня чрезвычайно заинтересовал. Много странных разновидностей этих каиновых детей встречал я на своем веку, но такого экземпляра не видывал. И мне захотелось с ним познакомиться - что было и кстати, так как я ехал с литературною работою, для которой мне был нужен переписчик. Шерамур же, говорят, исполнял эти занятия очень изрядно.

Его адреса никто не знал, но я взял адрес Tante Grillade, и он мне помог. По письму, оставленному в этом кабачке, Шерамур ко мне явился, совершенно таким, каким я его описал выше: маленький, коренастый, с крошечным носиком и огромной бородой Черномора.

Здесь, кстати, замечу, что кличка Шерамур была не что иное, как испорченное на французский лад Черномор, а происхождение этой клички имеет свою причину, о которой будет упомянуто в своем месте.

Я не торопил Терамура сближением, а просто дал ему работу, и в первый визит он со мною не говорил почти ни слова, а только кивал в знак согласия, но, принеся через три дня назад переписанную тетрадь, разговорился.

- Все ли вы, - спрашиваю, - разобрали в моей рукописи, - не трудно ли было?

- Ничего нет трудного, а только одно трудно понять: зачем вы это пишете?

- Печатать буду.

- Очень нужно.

- Вам это не нравится?

- Не не нравится, а зачем всякую юрунду. (Он именно говорил юрунду.)

- Добрые люди купят, прочтут, посмеются и бросят.

- Ну да; только и всего. Стоит того дело. Могли бы что-нибудь лучше написать.

- Да что лучше-то? - Не умею.

- Ну да; не умеете! Нет, вы, я вижу, не совсем глупый!

- Да не знаю, - говорю, - что же такое надо писать?

- Полезное что-нибудь.

- Например?

- Я ведь не писатель, - что меня спрашивать. Если бы я был писатель, я бы написал.

- Статью?

- Не знаю, может быть и статью.

- О чем?

- О том, чтобы всем было что жрать, - вот о чем.

- Как же это надо написать?

- Не знаю, - пишут.

- Где?

- Я не знаю; а пишут.

- Да все, - говорю, - мало куда годится.