Она так и сделала, и получила как раз такой результат, какого ожидала.
Просидев около часа с глаза на глаз с Червевым, она стала сама резюмировать в своем уме его положения и начертала такую схему: характер в высшей мере благородный и сильный; воля непреклонная; доброта без границ; славолюбия - никакого, бессребреник полный, терпелив, скромен и проникнут богопочтением, но бог его "не в рукотворном храме", а все земные престолы, начальства и власти - это для него совсем не существует. Это все, по его выводам, не соединяет людей, а разделяет, а он хочет, чтобы каждый жил для всех и все для одного... И это в нем так искренно, что он не хочет допускать никаких посторонних соображений. По его мнению, весь опыт жизни обманчив, и самая рассудительность ненадежна: не стоит думать о том, что будут делать другие, когда вы будете делать им добро, а надо, ни перед чем не останавливаясь, быть ко всем добрым.
Он убежден, что все со временем захотят платить добром за добро, - и потому он исключает всякий суд и всякие наказания, всякие похвалы и всякие почести... Заслуги ума, трудолюбия, даже заслуги самоотвержения и любви все это, по его мнению, не нуждается ни в каких наградах и даже страдает от них. Добро - само в себе награда. Журавский с его идеями освободить крестьян ничего не достигнет, а во всей деятельности Сперанского он считает за достойное внимания только то, что он умеет сносить с достоинством свое удаление.
Княгиню удивляло: как же этот человек был близок Сперанскому и Журавскому, которые имели совсем другие взгляды и стремились к улучшениям путем государственных мер! Их намерения княгине казались прекрасными, и во всяком случае они были ей понятны, меж тем как все то, что сказал ей с полною откровенностью Червев, - это все изменяет и отменяет, все упраздняет и все ставит ни во что. А то, что он говорит, о том приходится выводить из его идей, что это утопии, что это неприложимо и не может держаться при всех других условиях общества и гражданственности.
Проведя все это в уме, она вслух договорила свою мысль:
- Это не лад, а разлад.
- Да, принесен "не мир, а меч", - спокойно отвечал ей Червев.
Княгиня прочитала в его глазах, что он понял все, что она молча продумала, и нимало этому не удивился и не рассердился. Это ему, очевидно, было за привычку он словно ожидал того, что она ему сказала.
- Как же вводить молодых людей в эту жизнь с такими идеями? - спросила она.
- Не легко, - отвечал Червев.
- И как им будет жить?
- Трудно
- Нельзя!
- Если соединять несоединимое, то нельзя, но если вести одну линию, то можно.
- Надо, значит, начать с того, что на многое, почитаемое за важное, взять и положить крест.
- Да, с этого должно начаться.
- А далее пойдет разлад со всем!
- Разлад только с тем, что не идет в лад с порядком, при котором лев не захочет вредить ягненку.
- Слова ваши режущи.
- Я с вами должен говорить откровенно: я ведь знал, что я вам не гожусь.
- Нет, я прошу вас дать мне подумать.
- И не думайте, я не гожусь. Вы верите в возможность мира при сохранении того, что не есть мир, а я не вижу, на чем может стать этакий мир. Меч прошел даже матери в душу.
- Вы строже, чем Савонарола!
- Я не говорю ничего своего.
- Да, но это ужаснее! Вы отнимаете у меня не только веру во все то, во что я всю жизнь мою верила, но даже лишаете меня самой надежды найти гармонию в устройстве отношений моих детей с религией отцов и с условиями общественного быта.
- Этой гармонии я не касаюсь.
- Но вы не верите в ее возможность?
- Воспитывать ум и сердце - значит просвещать их и давать им прямой ход, а не подводить их в гармонию с тем, что, быть может, само не содержит в себе ничего гармонического.
- Становясь на вашу точку зрения, я чувствую, что мне ничего не остается: я упразднена, я должна осудить себя в прошлом и не вижу, чего могу держаться дальше.
Червев улыбнулся доброй улыбкой и тихо сказал:
- Когда поколебались вера и надежда, остается любовь.
- Как еще любить и кого?
- Всех, но если вы истинно любите ваших детей...
- Без сомнения.
- И если верите тому, что открыл показавший путь, истину и жизнь...
- Верю.
- Тогда вы должны знать, что вам надо делать.
Княгиня задумалась и тихо проговорила:
- В душе моей я с вами согласна...
- Душа ведь по природе своей христианка.
- Но этот нож, этот меч, - это изменение всего...
- Изменение всего, но сначала всего в самом человеке.
- Да; только в самом себе... но... все равно... Вы обобрали меня, как птицу из перьев. Я никогда не думала, что я совсем не христианка. Но вы принесли мне пользу, вы смирили меня, вы мне показали, что я живу и думаю, как все, и ничуть не лучше тех, о ком говорят, будто они меня хуже... Привычки жизни держат в оковах мою "христианку", страшно... Разорвать их я
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу