Николай Лесков: Железная воля

"Именно, именно: вы прекрасно угадываете".

"Да и не трудно, - говорю, - угадывать-то!"

"Однако как это, на ваш русский характер, разве возможно?"

"Ну что, мол, еще там про наш русский характер: где уже нам с вами за одним столом чай пить, когда мы по-вашему морщиться не умеем".

"Да ведь и это, - говорит, - еще не все, что вы отгадали".

"А что же еще-то?"

"О, это важная практика, очень важная практика, очень важная практика, для которой я себя так строго и держу".

"Держи, - думаю, - брат, держи!.." - и ушел, оставив его писать письмо к своей далекой невесте.

Через час он явился с письмом, которое просил отправить, - и, оставшись у меня пить чай, был необыкновенно словоохотлив и уносился мечтами далее горизонта. И все помечтает, помечтает - и улыбнется, точно завидит миллиард в тумане (*5). Так счастлив был разбойник, что даже глядеть на него неприятно и хотелось ему хоть какую-нибудь щетинку всучить, чтобы ему немножко больно стало. Я от этого искушения и не воздержался - и когда Гуго ни с того ни с сего обнял меня за плечи и спросил, могу ли я себе представить, что может произойти от очень твердой женщины и очень твердого мужчины? - я ему отвечал:

"Могу".

"А как вы именно думаете?"

"Думаю, что может ничего не произойти".

Пекторалис сделал удивленные глаза и спросил:

"Почему вы это знаете?"

Мне стало его жаль - и я отвечал, что я просто пошутил.

"О, вы шутили, а это совсем не шутка, - это действительно так может быть, но это очень, очень важное дело, на которое и нужна вся железная воля".

"Лихо тебя побирай, - думаю, - не хочу и отгадывать, что ты себе загадываешь!.." - да все равно и не отгадал бы.

6

- А между тем железная воля Пекторалиса, приносившая свою серьезную пользу там, где нужна была с его стороны настойчивость, и обещавшая ему самому иметь такое серьезное значение в его жизни, у нас по нашей русской простоте все как-то смахивала на шутку и потешение. И что всего удивительней, надо было сознаться, что это никак не могло быть иначе; так уже это складывалось.

Бесконечно упрямый и настойчивый, Пекторалис был упрям во всем, настойчив и неуступчив в мелочах, как и в серьезном деле. Он занимался своею волею, как другие занимаются гимнастикой для развития силы, и занимался ею систематически и неотступно, точно это было его призвание. Значительные победы над собою делали его безрассудно самонадеянным и порою ставили его то в весьма печальные, то в невозможно комические положения. Так, например, поддерживаемый своею железною волею, он учился русскому языку необыкновенно быстро и грамматично; но, прежде чем мог его себе вполне усвоить, он уже страдал за него от той же самой железной воли - и страдал сильно и осязательно до повреждений в самом своем организме, которые сказались потом довольно тяжелыми последствиями.

Пекторалис дал себе слово выучиться русскому языку в полгода, правильно, грамматикально, - и заговорить сразу в один заранее им предназначенный день. Он знал, что немцы говорят смешно по-русски, - и не хотел быть смешным. Учился он один, без помощи руководителя, и притом втайне, так что мы никто этого и не подозревали. До назначенного для этого дня Пекторалис не произносил ни одного слова по-русски. Он даже как будто позабыл и те слова, которые знал: то есть "можно, не можно, таможно и подрожно", и зато вдруг входит ко мне в одно прекрасное утро - и если не совсем легко и правильно, то довольно чисто говорит:

"Ну, здравствуйте! Как вы себе поживаете?"

"Ай да Гуго Карлович! - отвечал я, - ишь какую штуку отмочил!"

"Штуку замочил? - повторил в раздумье Гуго и сейчас же сообразил: - ах да... это... это так. А что, вы удивились, а?"

"Да как же, - отвечаю, - не удивиться: ишь как вдруг заговорил!"

"О, это так должно было быть".

"Почему же "так должно"? дар языков, что ли, на вас вдруг сошел?"

Он опять немножко подумал - опять проговорил про себя:

"Дар мужиков", - и задумался.

"Дар _языков_", - повторил я.

Пекторалис сейчас же понял и отлично ответил по-русски:

"О нет, не дар, но..."

"Ваша железная воля!"

Пекторалис с достоинством указал пальцем на грудь и отвечал:

"Вот это именно и есть так".

И он тотчас же приятельски сообщил мне, что всегда имел такое намерение выучиться по-русски, потому что хотя он и замечал, что в России живут некоторые его земляки, не зная, как должно, русского языка, но что это можно только на службе, а что он, как человек частной профессии, должен поступать иначе.

"Без этого, - развивал он, - нельзя: без этого ничего не возьмешь хорошо в свои руки: а я не хочу, чтобы меня кто-нибудь обманывал".