Григорий Петников - Книга Марии Зажги Снега

Напевом волхвующих иволг
Поишь земли пьянящий шорох,
Раздолий вылившийся вымах
На сталью выгнутых озерах.

И это серпень полевою волей
Впрядет в озимое рядно
Узоры плахт, родимый голубь.
Влетевший в осени окно.

А выйдешь пространствами ночи
По следу рассыпанных рос
И разве, что только на помощь
Бытии понадвинулась поросль.

А выйдешь в заставы и снова
Смарагд отряхнувши жуков —
Той степью стреножена овидь
В поводьях тоской табунов.

Сдвигая сутемь на затылок
С копен зацветающих звезд,
Что давечь кустами наплыла
Во весь синевеющий рост.

И вот ты, зажатая темью,
Как дланью дымивших костров
Огнями над ветлами теми
Ночной раздвигаешь простор.
Развеяв и вымыв прудами

Поветрий и трав перегной
Поляжешь печалой рудою
В ночное бескрайних брегов.

И был простор, и был раскован
Литавр подкравшегося грома
И как сребрян ватаге конной
Разгон стенающих черев

Слепым находом повечерий
Его синеющая мгла
Поволжьем лиственным поверя
Литой молитвой полегла.

Связавши зябкою рекою
Взведешь помолнья, и тогда
Какою ёмкою тоскою
Взыгравший двинешь синепад?

Когда заря на водах Невки
В мостах оставит сон течений.
Золотоперые упевки
В кострах иной простой ночи
Являют имя древних мщений.

А с утра трехтрубный крейсер Аврора
Весь в сером дыме
Утренниц с Невы,
И всякий близкий водный шорох
Кусок сердец под флагом вздымет
На высоту поющих птиц.

И вечер в чернях обводных
Поводит два глаза: зеленый и красный
Огни на мачтах.
И на Мариинской броневики на отдыхе,
Дождями осыпанный праздник…

Землею умершее поле
И зарев упорное Пулково
Раздвоено дымом и болью,
Повторною насыпью гулкой…

Заря развернутая сводится.
Когда в упоре черной панели
Кровь льется!

Учу весны зеленую псалтирь,
Окрая неба лавой зорь
Разлита лиственной тугой
Ручью внимающая ширь.

Реши теперь, кто набросал
По ней горячее узорье,
Кто зерна синевы вознес
И разбросал поючие озера.

Ветвями дней растут неторопливо
Разливы мудрые дремлин,
И в битве темноликой жатвы
Нагружены ржаные корабли.

Да, были в ветренную ростепель
На взорах розобурых ольх
Приметы желтоглазой гостьи
В разлоге небывалых волг

Руки ветра несут в закрома
Сокровенную память солнца
И ему отгорать в покрова
На серьге порученного золота.

Замечаешь ли утренних нег.
Смерти зов — голубую купель —
И с небесных потрав и просек
Выпьет осени синь журавель.

Вот когда наяву листопад,
И багряная длится отрада.
И лучей косоглазых сестра
Метит тень на пшеничной пряди.

И в ядреный порядок земли,
В рощи рос, в растворенную марь
Побелевшие лягут утра
Среброусой травой умирать.

О, лоно полонное пламя!
О, ночери чёрная плата!
Дремлин затаённая млада!
Поющая вёсное веди,
Понятное струнам баюна.

Ей надо, чтоб внове ржаная
Рожала, ложася снопами
Всеярую молний нежданно
Взлетевшую звёздную память.

Посмертьем её сонаследий
И в лето льняное по сердцу
Оденешься в вёсное веди
Как в детскую древнюю дерзость.

И девой дивея в забытье
Сентябрьских расплавленных дней,
Снимаешь небесное мыто,
Немые разлоги небес.

Русалий лес.
Выходит лось-звезда,
Боднёт вершину дуба,
Твоих серебряных чудес,
Спадает ясная узда
За день тенеющих раздумий.

Ночь залегает
В ясли темноты —
Знакомым знаком выведет просека
Обвалы небывалой синевы;
Первоначальная гудит беседа
По ясеням звериной иневы
И поручейный дым и день
И в шубе рыжебурой ствол
И тенепада голубая рень,
(Моё вечаное родство)
Прольёт падумчивая голубь.