Сергей Лукницкий - Чувствую себя виноватым по отношению к существующей в России власти

Подтвердили ли эти визиты и таинственный Верин, и бритоголовый москвич, или, может быть, пожилая дама, интересовавшаяся Индией, после успешных поисков была обнаружена следствием, допрошена и дала показания против Гумилева?

Никто не найден, и никто не допрошен.

Тогда, может быть, Герман и Шведов подтвердили показания В.Таганцева и тем самым сообщили важные улики, которые и привели к расстрелу подследственного поэта?

В деле показаний Германа и Шведова нет. И не может быть.

КГБ СССР выяснил: Ю.П.Герман, морской офицер, убит погранохраной 30.05.21 года при попытке перехода финской границы, а В.Г.Шведов, подполковник, был смертельно ранен чекистами во время ареста в Петрограде 3.08.21 года. То есть обоих не было на свете еще до начала производства по делу Гумилева...

Таким образом, только показания В.Таганцева, никем не проверенные, никем не доказанные, послужили обвинением.

Следователь Якобсон в обвинительном заключении заявил, что на первых допросах Гумилев ни в чем не признался, а потом полностью подтвердил то, что ему было инкриминировано. С чего бы это? Ведь в деле не прибавилось ни строчки. И вдруг подследственный стал признаваться... Может быть, из личной симпатии к следователю?..

"...На основании вышеизложенного считаю необходимым применить по отношению к гр. Гумилеву Николаю Станиславовичу как явному врагу народа и рабоче-крестьянской революции высшую меру наказания - расстрел".

Цитирую этот невероятный документ по двум причинам:

1. Потому что в полном его тексте в трех случаях из трех написано чужое отчество;

2. Потому что нигде в мире не было больше законодательства, где следователь предлагал бы суду или органу, его заменяющему, свое мнение о мере наказания.

Этот документ должны были подписать двое. Вторым - оперуполномоченный ВЧК.

Подпись отсутствует...

Дело Гумилева без малого семьдесят лет ждет своего завершения, но есть одно обстоятельство, на которое обратили мое внимание в прокуратуре: свидетель того времени Ирина Одоевцева считает Гумилева причастным к заговору.

Как много могла бы добавить А.Ахматова, будь она живой, об Одоевцевой, кроме того, что как само собой разумеющееся было коротко отмечено в дневнике биографа Гумилева П.Лукницкого: "По рассказам А.Ахматовой, Н.Гумилев не выделял ее (Одоевцеву - С.Л.) из круга других барышень - его учениц; каждой досталось его внимание, двух-трех провожаний до дома с увлекательными беседами о поэзии и т.д."

И семьдесят лет только Одоевцева не может этого простить Гумилеву.

Почему мы серьезно и многократно прислушиваемся к ее словам? Ведь они не более как литературные произведения, и принимать их в расчет следственным органам нет смысла. К тому же в каждом выступлении она "вспоминает" что-то новое. В одном таком воспоминании о виденном ею у Гумилева пистолете, о котором в деле (не странно ли?) не говорится ни слова. Вспоминает она и о найденных и не фигурирующих поэтому в деле листовках, и об "очаровательном следователе Якобсоне", на допросах якобы читавшем стихи Николая Степановича (и не знавшем, как мы видим, до конца процесса, как зовут его великого подследственного), и о том, что Гумилев стоял во главе ячейки и раздавал деньги ее членам (по Одоевцевой выходит, что и М.Шагинян - член ячейки), и о многом-многом другом...

Теперь я позволю себе сообщить еще об одном документе, имеющемся в деле: "Дорогой Котик... ветчины не купила я...колбасу не сердись. Кушай больше, в... хлеб каша пей все молоко, ешь булки. Ты не ешь и все приходится бросать, это ужасно. Целую твоя Аня".

Я поставил многоточия вместо слов, которые ни сотрудники управления, ни я не смогли расшифровать.

Записка, написанная карандашом на папиросной бумаге узкими высокими буквами - это тоже укор тем, кто "вспоминал", будто Анна Николаевна Энгельгардт после ареста мужа отреклась от него и ни разу не навестила...

В опубликованной в "Московских новостях" заметке я назвал имена шести, подписавших ходатайство в защиту Гумилева в 1921 году. Ходили легенды, что за Гумилева ходатайствовали и многие другие. Рассказывали о депутации профессионального Союза писателей, о том, что ездили к властям большим и малым, называли имена Оцупа, Вылковысского, Ольденбурга, Чуковского, говорили о телеграмме Ленина. Никаких сведений об этом в деле не содержится...

...Учитывая несомненный интерес культурологов, литераторов, историков к делу Гумилева, принято решение по окончании производства по делу опубликовать его материалы в журнале Советского фонда культуры "Наше наследие".