Виктор Лысенков: Тщеславие

Около троллейбусной остановки они расстались. Прощаясь, когда пассажиры уже выходили из подошедшего троллейбуса Станислава Петровича, Сергей искренне поблагодарил его, а потом долго шел медленно чистыми весенники улицами, курил и думал о своем будущем. В тот день он еще не думал о том, чтоначнет писать всерьез (как ему думалось), то есть не стихи к капустнику или в свою тетрадь, а займется журналистикой и спустя годы (какие годы!) решит писать прозу, непременно роман и не поймет, как провинциальная среда и ее худосочные интеллектуальные ручейки (если они вообще были интеллектуальные!) не позволит вырваться на другой, предчувствуемы им, но ясно не осознаваемый уровень, что банальность, на которую он скатывается в изложении разных перипетий жизни, останавливала его рвение, он на месяцы бросал роман, а потом - и на годы и уже много позже, когда произошла вся эта история с его стихами, и он про себя вроде решил (на самом деле все это произошло чуть ли не интуитивно, как даже не умеющий плавать человек, неожиданно оказавшейся в воде начинает размахивать руками так, как он видел не раз у плавающих людей, но, возможно, не догадываясь, что при этом нужно еще сильно отталкиваться от воды и ногами, иначе неизбежно утонешь. Ну если рядом не найдется спасателей. Ему таковые не подвернулись, хотя благодаря работе в молодежной редакции он видел в упор многих знаменитостей, даже брал у некоторых интервью, но разве в таких блиц-контактах можно узнать что-то серьезное, основополагающее? Да если это и не блиц-контакт, а нечто большее, скажем, вечер в одной компании, или два. Он помнит, как к ним в город приехал Булат Окуджава, как вечером, после посиделок в редакции бард, один известный городской интеллектуал (уйдет чуть ли не полтора десятка лет, прежде чем он поймет, что такое провинциальные интеллектуалы-трепачи с поверхностными знаниями. Не случайно ни один из них никогда не выступил ни с одной статьей в московских журналах, - тем более - не выпустил книги. Все треп. Треп). И он пошел гулять по городу, как интеллектуал повел барда к полисаднику академии наук, где было много сирени,как они вдвоем ломали ветки, а он, Сергей, стоял на аллее, чуть ли не стреме. Цветы предназначались, конечно, не для барда, а для создания впечатления на девиц, которым почти тут же, от здания филармонии названивал интеллектуал с разрешения поэта-песенника, потом они зашли в магазин и интеллектуал громко спросил Сергея, есть ли у него деньги, чтобы купить выписку и закуску (интеллекутал, Сергей поймет позже, был родным братом Гарпагона, по крайней мере - Сергей никогда не видал денег в руках этого мыслителя, и цветы для создания обстоновки охмурения он знал где нарвать - обычный городской нахал в клумбы академии не полезет - есть внутренняя робость перед ее величеством НАУКА, но тут - интеллектуальный расчет). Потом была тесная компания человек семь-восемь. (приехали приличные телки с налетом знания азбуки и еще один незнакомый ему русскоязычный поэт из местного института. Это с годами он поймет, что и Окуджава был примерно таким же грузином, как и он, Сергей, а его знакомый интеллектуал вдруг окажется евреем по матери и после второй израильско-еврейской войны засобирается в Израиль, хотя уедет много позже и там, наверное, найдет большое число Гарпагонов). Окуджава пел песни, причем, не только известные, но и такие, каких Сергей не слыхал. Как они быстро (по запаху, что ли? - это уже много лет спустя он задавал себе вопрос) почувствовали себя родными. Его поразило, что Окуджава даже разрешил записывать никому неизвестные песни, бросив только как своему и всепонимающему человеку фразу хозяину квартиры: "Только магнитофонами не скрипи. Ладно?". Интеллектуал с улыбкой развел руками: что, мол за вопрос. (Его, Сергея, держали вроде на вторых ролях. Ну, корреспондент. Главное, наверное было, что подоили. Бабы, конечно, не в счет. Глупые русские бабы. Они - потеха. Развлечение. С годами он увидит, как на различных шоу всем будут заправлять сыны израилевы, а для придания "русскости" происходящего молоденькие русские дурочки от имени еврейских теле и прочих академиков будут награждать своих разных Тэффи и Никами, упиваться славой и своей исключительностью, а русские дурочки будут вручать премии, вроде российские вроде русским. Но еще унизительнее было зрелище прыгающих и дрыгающихся в эстрадных группах русских девиц невесть откуда пришедших к незаменимому Кобзону легион его собратьев; - солистов этих ансамблей. Машкам наверное, давали на хлеб и короткие платья. Впрочем, об этом все упорно молчали. А то антисемитом станешь, если вдруг поинтересуешься, чего это на русской сцене такая тьма инородцев? Чего это аж с Брайтон Бич поналетели в Россию? Неужели ТАМ платят меньше? Или ТАМ уже все почистили и теперь явились в глупую бедную Россию сметать в свои бездонные карманы миллионные барыши?