Три последние главы романа возвращают к исходной сюжетной идее: «уголовный кодекс» действительно «защитил» Глумова и Рассказчика, утративших в водовороте шкурных демонстраций человеческий облик, от политических преследований. Уголовные успехи даже открывают им возможность блестящей карьеры. Героев настигает лишь внутреннее возмездие; «мрачно и уныло заканчивает г. Щедрин свою «современную идиллию», — заключал критик-современник [137].
Публикация последних глав романа вызвала сочувственные отклики печати. В них подчеркивалась сила негодования писателя. «Эти последние главы <���…> самые замечательные <���…> Тут у читателя возбуждается уже не смех <���…> а негодование до того сильное, что оно способно заставить содрогнуться» («Одесский вестник», 1883, 17 июня, № 132). Признавалась обоснованность глубоко драматических упреков, предъявленных читателям: «М. Е. Салтыков говорит, что в понижении литературного уровня виноваты столько же и читатели, сколько писатели. Действительно, торжествующее расширение литературных кафешантанов и патриотического канкана не было бы возможно, если бы общественная деморализация не сделала у нас довольно значительных успехов» («Русский курьер», 1883, 24 мая, № 67). Рецензенты пытались толковать и образ Стыда. Он ассоциировался с самой сатирой Салтыкова: «Сатира, в сущности, есть не что иное, как олицетворение стыда. Это есть именно та отрасль литературы, которая громче и сильнее всякой другой напоминает обществу об отвратительных сторонах его жизни и деяний и вызывает в нем чувство стыда» («Заря», 1883, 28 мая, № 114).
…во время петербургского периода русской истории… — Термин «петербургский период» был введен историками-славянофилами и подразумевал эпоху с начала петровских преобразований.
…уступив место более счастливым лейб-кампанцам, брадобреям и истопникам… — Речь идет о возвышении новых дворянских фамилий, родоначальниками которых часто были фавориты самодержцев.
…попечителем хлебных магазинов… — Запасные хлебные магазины существовали в дореформенное время в сельских местностях на случай неурожая, заведование ими, возлагавшееся на выборное от дворянства лицо, было хлопотной обязанностью.
…еще не народилось ни Колупаевых, ни Разуваевых… — персонажи цикла «Убежище Монрепо», воплощающие тип российского пореформенного буржуа — «чумазого».
…Ланской и Ростовцев <���…> сознавались, что поторопились, Левшин <���…> говорил: чем же я виноват? но Милютин и Соловьев <���…> называли князя старым колпаком. — Поименованы члены секретного «Особого комитета», который обсуждал в 1857 г. возможность реформы, и Редакционных комиссий, готовивших ее проект: министр внутренних дел С. С. Ланской и председатель Редакционных комиссий Я. И. Ростовцев тяготели к охране «интересов дворянства»; товарищ министра А. И. Левшин считался «умеренным»; сменивший его в 1859 г. Н. А. Милютин и либеральный чиновник министерства Я. А. Соловьев были наиболее последовательными сторонниками освобождения и сопротивлялись требованиям крепостников.
…синей ассигнацией… — ассигнацией пятирублевого достоинства.
…Лазарь, как некрещеный еврей, не имел права самостоятельно жить в Кашинском уезде… — Принятые 3 мая 1882 г. «Временные правила о евреях» запрещали им жить в сельских местностях.
…называли Уриевой женой? — Упомянута библейская красавица Вирсавия, жена полководца Урии Хеттеянина, которой прельстился царь Давид ( Вторая кн. Царств , XI).
…зкспекторировать… — откашливаться ( франц . expectorer).
…à la Capoul… — по моде, введенной французским певцом Капулем.
…замахал руками, как дореформенный телеграф. — В 1820–1850 гг. в России существовали «семафорные» телеграфы: расставленные в пределах прямой видимости махальные передавали депеши условными жестами.
…Дыба <���…> Удав — персонажи циклов «За рубежом» и «Письма к тетеньке» (см. т. 14 наст. изд., стр. 552, 559–560), воплощающие черты высшей бюрократии царизма.
…нужно нашему брату почаще под рубашку заглядывать! — Законом 17 апреля 1863 г. телесные наказания были отменены, сохраняясь для крестьян только по приговорам волостных судов. Об этом не уставали сожалеть идеологи и проводники реакции: «Есть нечто на Руси в виде бесспорной истины, сознаваемой народом. Это сознание нужды розог <���…> Куда ни пойдешь, везде в народе один вопль: секите, секите <���…> где секут, там есть порядок <���…> там больше благосостояния», — взывал ретроград В. П. Мещерский (цит. по кн.: П. А. Зайончковский . Российское самодержавие в конце XIX столетия, М., 1970, стр. 79–80); кстати сказать, «новоявленным публицистом» Салтыков именовал кн. В. Мещерского в «Дневнике провинциала в Петербурге» (т. 10 наст. изд., стр. 334).
Читать дальше