Антон Макаренко: Письма

Все-таки я продолжаю мечтать: самое трудное, что меня смущает, - это как уехать из колонии. Когда я уезжал в Москву, была сплошная истерика, несмотря на то что все были уверены, что я еду на самое короткое время. А в Москве меня бомбардировали письмами с требованием немедленного возвращения и посылали ко мне жалобы на разных провинившихся. А теперь для всех это будет такое кровное оскорбление, что меня побьют камнями и будут провожать кирпичами. Ехать в Крюков служить - значит сознательно разрушить колонию и разогнать всех воспитанников в разные строны, в прежнюю пустыню бродяжничества, воровства и грабежа. Ну как, помогите, Антонина Павловна, решить этот вопрос, у Вас ведь дамское любвеобильное сердце. Уже сейчас колонисты со страхом смотрят на каждое письмо, получаемое мною с почты, потому что прекрасно поняли все коварство миссии Кононенко, которого они доверчиво приняли как гостя.

Все-таки, хотя я и уверен, что и местком, и учкультран, или кам там его, только выругаются в ответ на мои условия, Вы напишите мне об их настроениях - интересно.

С мамой вопрос гораздо хуже. Как ей не нравится колония, все-таки, вероятно, придется ей переехать ко мне. Я, конечно, постараюсь устроить

ее жизнь гораздо уютнее, чем в Крюкове, но, разумеется, не могу создать для нее крюковского общества.

Не кивайте так презрительно на посевную кампанию. Это настоящая поэзия, которой Вы в Вашем Крюкове и не нюхаете. Какой воздух, какая работа, какие работники, песни, лошади! У нас есть сейчас агроном, свои семена, свои машины, свой план, и нас все слушаются в Полтаве. Мы до того рассобачились, что завели суд, с кем бы Вы думали? С самим Госконтролем! И думаем выиграть. Все это так весело, что Вы и представить не можете.

Нажимайте на Ваш местком, и в Крюкове через год будете ходить за плугом и за собственными школьными лошадьми. Только мы там заведем не поле, а огород и хорошее животноводство. Мастерские же откроем прямо в классах, раз лучшего места нет. Нажимайте, Антона Павловна, но приготовьтесь к тому, что у Вас будут новые коллеги и Вам самой придется очень многому поучиться, и очень долго. Вас не смущает старость? Выпишем Маргер. А все-таки Крюков не колония. Если бы не жалко было маминой старости, я никогда бы колонии не бросил для Крюкова.

У нас в общем все прилично. Поповиченки#3 работают сносно, но каждый год, извините за выражение, рожают. Просто безобразие: в прошлом году мадам не работала 5 месяцев и в этом году собирается, при этом имеет такое выражение лица, как будто именно я должен в особенности преклоняться перед их героическим подвигом: подумайте, каждый год рожать!

Никогда не написал бы такого длинного письма, если бы не машинка. Так что вы должны тем более меня простить за американизацию переписки.

Кланяйтесь маме и передайте, что все будет зависеть от того, насколько руководители просвещения окажутся не идиотами и не побоятся передать одну школу в руки свободной инициативы. Но когда у нас в России уважалась инициатива? А пока не будет простора инициативы, никогдпа не будет новой школы. Это истина. Если Крюков мне не удастся, а это можно предсказать наверняка, мама должна переехать ко мне. Сначала ей покажется здесь не по себе, но, когда привыкнет, сама будет рада, что переехала. Мы с нею займем совершенно отдельную квартиру, достанем прислугу и будем жить припеваючи.

На пасху я почти наверняка буду в Крюкове, приблизительно на 4-5-й день. Помешать могут только очень экстренные дела.

Кланяйтесь Виктору и ребятам и скажите, что я и в самом деле рад, что на земном шаре еще живет такой человек: Виктор Сугак.

Будьте здоровы. Пишите. Интересно все-таки, как окончится моя кандидатура, хотя это еще не скоро выяснится.

Ваш Антон Макаренко.

Л. Н. Никифировой

15 августа 1923

Лидия Николаевна!

Я принужден после долгого размышления обратиться к Вам с этим письмом, так как не хочу подвергать Вас и себя всем случайностям беседы, которая никогда у нас не может удасться по многим причинам.

Главный момент, вокруг которого приходится все время вертеться моей работе и моим нервам, - это организация Вами или при ближайшем Вашем участии некоторой, простите за выражение, "конспиративной квартиры". Не подумайте, что я здесь имею в виду в самом деле Вашу личную квартиру. Это только описательное выражение. Факт заключается в том, что лица из среды воспитателей, наименее полезные как работники, больше того, просто явные лодыри, люди, вредные для нашего дела, сгруппировались сейчас вместе с Вами.