Джалил Мамедгулузаде - Пропажа осла

- Хорошо, сестра! - сказал молла. - Зачем же ты доводишь до того, чтобы сын наказывал тебя за непослушание?

- А что я делаю плохого? - спросила Зейнаб.

- Ты нарушаешь шариат.

- Проклятие аллаха пусть падет на того, кто нарушает шариат! - с жаром проговорила Зейнаб.

- Проклятие, проклятие! - воскликнул молла.

- Чем же я нарушаю шариат?

- Ты нарушаешь шариат тем, что чинишь препятствия выполнению его заветов. Ты отказываешься исполнять брачные условия.

Зейнаб ничего не ответила, так как не поняла напыщенной речи моллы.

- Разве неведомо тебе, - продолжал тем временем молла, - что ты являешься законной супругой Худаяр-бека? Разве не дошла эта весть до слуха твоего?

- Ты говоришь, что я жена Худаяр-бека? - спросила Зейнаб. - А при ком я давала согласие быть его женой?

- При мне! - закричал тут Гасымали и ударил себя в грудь. - Разве не ты уполномочила меня вот при этих людях? Ты уполномочила меня! Как можно отказываться от этого?

- Ну, что мне сказать, - проговорила со вздохом Зейнаб.- Пусть будет по-вашему.

- Прекрасно, - снова начал молла. - Теперь ты и при мне подтвердила, что сама уполномочила Гасымали. Что же теперь ты можешь возразить? Почему добровольно не переходишь в дом своего мужа. Ты хочешь, чтобы тебя повели насильно? С позором? Со скандалом?

Глава выбил пепел из трубки на землю и стал снова набивать ее. Повернувшись к Зейнаб, он заговорил громко и повелительно:

-Эй, баба! Открой глаза и посмотри на меня как следует. Вчера я получил предписание от кази. Худаяр-бек пожаловался, что, дескать, моя жена бросила дом и ушла к себе. Не подчиняется, дескать, мужу. А кази написал мне. Если ты сама, по собственному желанию, добром не переселишься к своему мужу, я силой поволоку тебя и брошу туда. Будь уверена в этом и образумься...

Зейнаб молчала, девочки принялись плакать.

Опять пришел черед говорить молле. Он повернулся лицом к Зейнаб и стал читать ей наставления:

- Да, сестра! Это нехорошо, аллаху не угодно, если ты и себя подвергаешь мукам, и детей заставляешь плакать. Не делай этого? Соберись с умом и молча пойди в дом твоего законного мужа. Теперь уже дело кончено, ты супруга Худаяр-бека. Теперь ты не имеешь никакого права отказываться. Если ты хочешь подчиняться шариату, то должна поступить так, как я говорю. Если ты считаешься со мной, то верь мне, если не считаешься, не верь. Это твое дело. Если хочешь, чтобы тебя повели насильно, пускай ведут. Мне более нечего сказать.

Молла-Мамедгулу сунул трубку в кисет и, набив ее табаком, достал оттуда. Затем протянул Кербалай-Исмаилу кусочек трута, зажег его, и положив на табак в трубке, продолжал свою проповедь:

- Да, сестра моя! Ты должна понять, что теперь дело конченое и ты супруга Худаяр-бека. Шариат не дает права жене сидеть у себя дома и не покоряться мужу. Подумай, что будет, если ты не подчинишься. Я напишу начальнику, что супруга такого-то, нарушив брачные обязательства, не подчиняется велениям шариата. Знаешь ли ты, что тогда будет? Начальник пришлет пристава. Свяжут тебя по рукам и по ногам и повезут в город, чтобы ты держала ответ перед властями. Зачем ты хочешь довести дело до того, чтобы тебя с позором везли в город? Увидит друг - огорчится, увидит недруг - возрадуется...

После этого опять начал глава:

- Ну, что скажешь? Не задерживай нас. Если идешь добром, иди. Если же нет, я поступлю, как знаю. Смотри ты у меня! Клянусь аллахом, после раскаиваться будешь!

Зейнаб, ничего не отвечая, застыла в том же положении. Молчание, говорят, знак согласия. Сидевшие именно так и поняли молчание Зейнаб и, поднявшись, собрались уходить.

Первым поднялся Кербалай-Исмаил и, помахав плеткой в сторону Зейнаб, сказал угрожающе:

- Эй, баба! Мы уходим. Даю тебе срок до вечера. Вечером пришлю Гасымали за ответом. Клянусь создателем, если начнешь кривляться, я не дам тебе житья в этом селе. Наконец, если ничего не поможет, я напишу начальнику, что такая-то женщина ушла от мужа и занялась дурными делами. Клянусь творцом, напишу.

Гости вышли. Велигулу остался и, тыча в сторону матери

указательным пальцем, пригрозил:

- Слушай, мать! Я говорю тебе прямо, если/ты ответишь Гасымали отказом, я сегодня же отделюсь от тебя и уйду к тестю, а через месяц справлю себе свадьбу и перестану звать тебя матерью. Вот мое последнее слово. Прощай!

Велигулу ушел.

В скверном положении очутилась Зейнаб. Угроза Велигулу, что он отделится и не станет ходить домой, подействовала на нее больше всего.