- Довольно, довольно, знаем, что скажешь! Нечего вздор молоть. Ей-богу, Велигулу, ничего особенного не случилось. Осталась я одна, и как-то взгрустнулось, вот и всплакнула. Ничего такого нет.
- Я боюсь, мать, что траур твой до второго пришествия не кончится. Разве можно плакать столько, сколько ты плачешь? Сама подумай, сколько лет прошло, как умер отец...
- Братец, приходила какая-то женщина и сказала, что дядя не хочет выдавать Гюльсум за тебя. Потому мама и плачет... - начала было рассказывать Физза, но Зейнаб сердито прикрикнула на нее:
- Ну-ка уходи отсюда, Айша, убирайся...
Физза приподнялась, но снова села.
- Мама, - сказал Велигулу, - ей-богу, я вижу, что у тебя какие-то неприятности; только не знаю, зачем ты скрываешь от меня. Что это за женщина приходила сюда?
- Тетя Сакина приходила. От Худаяр-бека. Дескать, Худаяр-бек сказал, что, во-первых, раздумал выдавать дочь за Велигулу, а во-вторых, якобы Кербалай-Гейдар при жизни задолжал ему двести рублей. Велит отдать, чтобы до суда не дошло.
Некоторое время все молчали. Физза по-прежнему полулежала, переводя глаза с матери на брата и с брата на мать. Зиба продолжала играть, что-то напевая себе под нос. Это сильно раздражало Велигулу, который и без того был достаточно расстроен и искал только повода, чтобы разразиться бранью.
- Ах ты, собачье отродье! Время нашла, нет? Такое у нас настроение, а она... Убирайся отсюда. Пошла во двор!
Услышав крик, Зиба тотчас же встала, посмотрела на мать и, закрыв лицо руками, заплакала. Она словно искала помощи у матери, зная, что всегда получит эту помощь.
- Не плачь, деточка, не плачь! Иди ко мне! Иди! Свет погас для нас в тот день, когда умер ваш отец. Иди, иди ко мне, сядь рядышком...
Велигулу молчал, низко опустив голову и вертя в руке соломинку. Физза посмотрела на Зибу, закрыла лицо руками и тоже принялась плакать.
- А что ты сказала тете Сакине? - спросил Велигулу, повернув лицо к матери.
Мать не ответила.
Девочки перестали плакать. Зиба села на колени к матери, а Физза, крепко обняв мать, с удивлением смотрела на брата. Зейнаб не ответила сыну. Тогда Велигулу сказал, повысив голос:
- Я же тебя спрашиваю! Оглохла, что ли?
- Что было мне ответить? Я сказала, что если Кербалай-Гейдар что-нибудь ему должен, пусть обратится в суд... Зейнаб умолкла.
- И больше ничего? - спросил Велигулу.
- А что же еще?
- Значит, ты не знаешь, о чем я тебя спрашиваю?
- Ты спросил, я ответила. А что еще хочешь?
- А насчет Гюльсум что ты ответила?
- Что было мне отвечать? Я над ней не хозяйка. Что я могу сказать, если отец не хочет выдавать. Я ответила, что если он не хочет выдать дочь за моего сына, то я тоже не хочу женить сына на ней. Что я могла еще ответить?
- Так! - сказал Велигулу, уже не сдерживая гнева. - Раз ты понимаешь, что ты над Гюльсум не хозяйка, как же ты могла ответить за меня?
- Но ведь ты мне сын! - удивленно проговорила Зейнаб.- Гюльсум же не дочь мне!..
- Хорошо говоришь, мать! Если мать любит сына, для нее невестка ближе родной дочери. Зря ты так рассуждаешь!
Велигулу так повернул разговор, что Зейнаб не нашлась, что ответить. Тогда Велигулу продолжал:
- Раз так, я хочу отделиться. Я вижу, что с тобой мне не ужиться. Да будет благословенна память твоего отца, отдели меня, и я начну жить сам по себе.
- Сын мой, - расплакалась Зейнаб, - Велигулу! Помнишь, когда умер отец, как ты утешал меня? "Не плачь, мама, я никогда не позволю, чтобы ты горевала". Так почему же ты не сдерживаешь своего обещания?
- Ты поступай так, чтобы мне не было тяжело, тогда я тоже не буду огорчать тебя.
- Родненький мой, а что я сделала тебе дурного? Худаяр-бек не хочет выдавать Гюльсум за тебя, ну и пусть, я найду тебе получше невесту. Зачем ты расстраиваешься из-за этого?
- Нет, мама, я ничего знать не хочу. Ты должна вернуть человеку деньги. Вот сейчас же. Я отнесу ему. Он прав. Я сам помню, как отец занимал у него.
- Что с того, что ты сам помнишь? Где у меня теперь двести рублей, чтобы отдавать Худаяр-беку?
- Ничего не хочу слушать, - стал кричать Велигулу, сердито размахивая рукой. - Сейчас же отдай деньги...
Не дожидаясь ответа, Велигулу встал, взял свою кизиловую палку и вышел вон, хлопнув дверью.
Физза и Зиба снова начали плакать. Как же может быть, чтобы мать плакала, а малые дети не вторили ей? Конечно, и Зейнаб плакала, и не только потому, что рассорилась с сыном, нет, она оплакивала минувшие дни, светлые, счастливые дни! И то сказать, Кербалай-Гейдар никогда не был с нею суров. Если он иногда и ругал, бил ее, то только когда было за что.
Читать дальше