Давид Маркиш - Стать Лютовым

- А вас как звать? - спросила Клава.

- Иуда,- сказал Иуда Гросман.

- Чего-чего? - встревоженно переспросила Клава и еще отстранилась.

- Я не шучу,- сказал Иуда Гросман.- Я совершенно серьезно. В конце концов у каждого человека есть имя. Жил когда-то один римский император, Клавдий. А тебя, допустим, зовут Клавдия, Клава. И это совершенно не означает, что император Клавдий должен был изъясняться жестами со своими гостями... Короче говоря, я Иисуса Христа не предавал, можешь быть спокойна на этот счет. Я вообще никого не предавал, мне кажется. А ты?

- Интересно как! - сказала Клава.- Еще расскажите что-нибудь...

И чуть-чуть придвинулась.

Иуда, тщательно подбирая и расставляя слова, рассказал о Нероне со спичечным коробком в руке, о Тите Веспасиане у стен иерусалимского Храма, о князе Реувейни на сером коне в яблоках.

- Вы, правда, писатель,- сказала Клава, когда он закончил.- Как здорово!

- Я Иуда Гросман,- сказал Иуда и из-под очков внимательно взглянул на девушку. С тем же успехом он мог сообщить ей, что он Иуда Петров или Иванов: ему было совершенно ясно, что Клава никогда не слышала его имени. И это было скорее странно, чем неприятно: можно в конце концов даже не подозревать, кто таков Тит, но знать имя знаменитого писателя - это ведь не более чем естественно.

- Вы, наверно, не ужинали? - подымаясь с лавочки, спросила Клава.- Тогда я вас покормлю.

Подымались на третий этаж по черной лестнице. Обшарпанная входная дверь открывалась прямо в комнату домработницы - квадратное помещеньице с окошком, выходившим во двор. Из помещеньица неприметная белая дверца вела в кухню, за кухней расстилались хозяйские хоромы со своим, парадным входом.

- Тут я живу,- шепотом сказала Клава.- Садитесь, отдыхайте.

- Твои-то спят уже? - присаживаясь к столику, стоявшему у стены под окном, спросил Иуда.

- Они рано ложатся, если гостей не зовут,- сказала Клава.- Поэтому я сегодня вышла, что никого нет.

Кто ж они такие, гадал Иуда Гросман, разглядывая комнату. Мебель в комнате - столик, диван, небольшой платяной шкафчик с витыми колонками - была разномастной, но не дешевой, не бросовой. Из золоченой рамки на стене глядел со старинного полотна смирный мужик в армяке, с мешком за спиною. Так кто же он, хозяин,- военный, управленец или ученый, может, человек из старорежимных?.. Клава вышла в кухню, неслышно притворив за собой дверь.

А может, плюнуть на это приключение, вернуться в гостиницу? На кой черт ему сдалась эта домработница с ее робкими хозяевами, которые могут проснуться в любой момент, вызвать милицию, учинить скучный скандал? Иуда знал: не плюнет, не уйдет. Что-то он разглядел в этой деревенской Клаве, которая наверняка и читает-то по складам. Что-то такое дивно спокойное, прозрачное. Противоодесское. Какую-то трогательную покорность, но никак не приниженность.

Клава вернулась неслышно, по-воровски неся на серебряном подносе селедочный форшмак, морковный цимес, рубиновый свекольник и сладкое мясо с черносливом.

- От обеда осталось,- сказала Клава, ставя поднос на столик.- Чай будете потом?

Потом был чай с вишневым вареньем, потом была ночь с Клавдией.

И так прошла неделя, и в голубоватой Клавиной прозрачности обозначилась надежная привязанность и ровная доброта. А на восьмой день в закухонную комнатенку с криком и грохотом ворвался хозяин Мирон Израилевич и хозяйка Фаня Самойловна.

- Воры! - размахивая палкой с набалдашником, кричал жилистый Мирон, а тучная Фаня ему вторила: - Грабят!

- Нет! - кричала Клава.- Он не вор! Он сам из ваших!

Иуда отодвинул тарелку с остатками жаркого, протер очки краешком носового платка и взглянул на ворвавшихся.

- Скажи им, Иуда! - кричала Клава.

Мирон застыл как вкопанный, с открытым ртом.

- Боже мой,- сказал Мирон.- Боже мой, ведь это... Не может быть! - Он обернулся к Фане, глаза его были выпучены и глядели ошалело.

Иуда сидел молча, мял пальцами хлебный шарик. Клава всхлипывала и подвывала за его спиной.

- Вы Иуда Гросман? - в величайшей растерянности справился Мирон Израилевич.

- Иуда Гросман,- кивнул лысеющей головой Иуда.

- Он Иуда Гросман! - вскрикнула тучная Фаня.- Что же мы тут стоим? Мирон! Это такая честь, что вы к нам пришли! Клава! Накрывай на стол в столовой! Ставь сервиз! Снимай чехол с дивана! Ну!

Утерев слезы рукавом, Клава убежала обрадованно.

- Надо позвать Мануйловых,- не спуская глаз с Иуды, сказал Мирон.- Они же просто не поверят!

- Беги отпирай магазин! - распоряжалась по хозяйству тучная Фаня.- Неси вино, бордо. Лососины заверни, свежей. Вы гусиную печеночку уважаете, дорогой Иуда Гросман? Какой сюрприз! Мы сейчас устроим настоящий банкет.