Дан Маркович - Белый карлик

Однажды я шел мимо них. Они задираются, пристают к прохожим, требуя денег, еды или просто насмешничают, но ко мне - никто. Почему-то вызываю у них страх. Я это чувствую спиной, когда прохожу. Странно, я невысокого роста, ничего угрожающего в лице. Может, все-таки усмешка моя?.. Или чувствуют, что во мне нет страха? Выбрал себе смерть, потом отложил на время... Трудно сказать, о себе почти ничего не знаешь.

***

Я шел, а там стояли девочки лет двенадцати примерно. Эти уже торгуют собой, если повезет, но в профессию еще не превратили. Одна была в голубой вязаной шапочке, на ней длинное синее пальто, горло повязано красным шарфом с кистями. Детей узнать трудно, они быстро растут. Но знакомое пальто, шарф и шапочка, сочетание трех форм и цветов случайным быть не может. Мне показалось, где-то видел, хотя странно... Остановился и смотрю.

- Эй...

Она посмотрела - и бежать. Я за ней, почему, не знаю. Она в проход между двумя рядами этих будок. Быстро не могла, пальто мешает. Догнал у последних, здесь ей некуда деться, тупик, впереди проволочная сетка.

- Чего тебе?... Но так, как будто меня знает.

-Ты кто?..

- Я Вера, отстань...

***

Конечно, Вера, только выросшая за четыре года. Дочь Ларисы.

Честно скажу, никогда не вспоминал о ней. О матери - иногда, а девочка не нравилась мне, и все время в тени матери, ее забот, беспокоиться и вспоминать вроде бы нечего. Что скрывать, я не очень теплый и добрый человек. Хотя иногда меня допекает остро и сильно, но моменты эти не угадать. И лучше с годами не стал, только нелюдимей и злей. В теплые дома больше не пытался. Старые знакомые не здороваются, или с таким сожалением смотрят, что отворачиваюсь, мимо прохожу. И не то, чтобы спился, хотя попиваю... но как бы сам себя вышиб из привычного круга вещей и лиц. Лишний человек среди общей неразберихи, когда почти каждый цепляется как может, чтобы не пропасть. А я решил, лучше пропасть, но не вписываться в эту круговерть. А если честно, ничего и не решал, само получилось. Думаю, общее переутомление на почве далеких военных событий. Потом эти перемены, которые не воспринял, вижу с их худшей стороны... Характер, нежелание мириться, устраиваться, вить гнездышко среди развалин... Да, мало ли...

Несколько неожиданных поступков по причине внезапной тошноты, и ты выбываешь из общей игры. Оказывается, так просто выбыть!.. Как в школе спрашивали - "who is absent?" "Zaitsev is absent", и никаких комментариев.

Гриша иногда с беспокойством всматривается:

- Костя, ты чего?..

- Чего - чего?..

- Ну, не знаю... Ничего, ничего...

Пишу понемногу, и постепенно написанные слова начинают одолевать. Сами навязывают продолжение. Не замечаешь, как жизнь сливается с написанным, и меняется. Ведь жизнь - не то, что вокруг нас, а то, как мы сами ее представляем. Истина банальная, и не очень веселая, она обрекает на одиночество - общего мира почти что и нет, временные касания... Слова смелей и свободней нас. Они идут на сближение с чужаками. Наверное, им нечего терять. А я жертва истории, обстоятельств, улиц, жаргона, мелких столкновений - в одиночном плавании, почти безвольно плыву. Но часть меня, та, что в словах, устойчивей, надежней, смелей - слова остаются теми же, что и вчера.

Написанные слова. Хороши или плохи - мои, никуда не денешься. И мир вокруг меня все больше состоит из слов, а это мираж. Пишу про счастливые дни, про южное тепло, про свои четырнадцать лет..

А потом, в один момент декорации прорываются, и проглядывает такая дрянь...

***

А Вера сразу меня узнала. Видела несколько раз, но не подходила. Оказывается, Лариса свихнулась после смерти матери. А, может, и раньше была не в себе?.. Тихие немногословные люди, и замкнутые, таят большие неожиданности. Стала пить, потом выбросилась из окна. Веру взяла двоюродная сестра матери, хорошая женщина, но у нее муж, трое своих детей. Обычная история, девка убежала, уже год шляется.

Она не жаловалась, ничего не ждала от меня. Хочет обратно уйти. Я говорю:

- Идем, поживи у меня.

Она молчит.

- Не понравится - уйдешь.

Это подействовало, молча согласилась.

Я даже не подумал, куда ее... Гриша-то при чем?.. А в моей квартире живут.

Но слово вылетело - пошли.

***

- Гриша, - говорю, - помнишь Веру?

Он, действительно, пару раз ее видел. Сейчас скажет - ну, и что?..

- Привет, Вера, - говорит, - идем картошку чистить, я страшно не люблю.

Поели, а мы в комнате всегда ели, там круглый стол у него, над ним лампа висит, абажур грязноватый, но с кистями. Гриша считает, каждый день парад обязан быть.