Дан Маркович - ЛЧК (Записки старого человека)

- Во, голубки, - сказал, улыбаясь, Бляс, - смотри, Марк, облава облавой, и Криса жаль, но зима почти что позади - и мы живы, и коты здесь, и мои хрюшки... Надо их на новое место перетащить. Перегонять морока разбегаются, они быстрые такие, не угонишься, а я их в мешок - и на себе. Там метров триста всего.

Аугуст восхищенно покачал головой:

- Роман, ты не старик... пудов шесть, не меньше.

- Э-э-э, раньше я и десять на плечи брал.

- Я тебе помогу.

- Нет, оставайся с Марией.

- Давай помогу, вдвоем неужели не перегоним? - предложил я.

- Смотри, бегать придется... Ну, давай, буду ждать тебя у сарая на старом месте. - Так и договорились с ним.

- Антоний, почитайте поэму,- попросила Лариса.

Он покачал головой:

- Нет, это не стихи - шутка и только... "около-моло-ко..."

- А что стихи? - спросил Аугуст.

- Стихи - вот...- Антон стал читать шепотом:

Сестры - тяжесть и нежность, одинаковы ваши приметы,

Медуницы и осы тяжелую розу сосут.

Человек умирает. Песок остывает согретый,

И вчерашнее солнце на черных носилках несут...

- Это как музыка,- подумав, сказал Аугуст, - и очень чистый звук. Кто этот поэт?

- Он погиб давно, один из первых.

- Его тоже отравили?

- Почему - тоже?

- Ну, как этого Моцарта...

- Никто точно не знает... - Антон вздохнул.

- Зачем же тогда история, если главного она не знает? - удивился Аугуст.

- Они не занимаются отдельными людьми, они изучают классы, отряды, лагеря, потоки...

- А кто занимается отдельными? - не успокаивался Аугуст.

- На земле - литература, а на небе - Бог... так говорили раньше.

- Как узнать мысли и дела каждого... - покачала головой Мария, - и кому нужно такое скорбное занятие?..

- Тому, кто любит, пожалуй...- тихо сказал Антон.

- Нельзя любить всех... вот вы, к примеру,- Мария улыбнулась мне, любите Феликса... и немножко всех нас, но не можете любить Колю... или Гертруду... - Тут она надолго задумалась.

- Мальчики, а почему вы не поете сегодня? - спросила Анна у Романа.

- Ну...- он смущенно замялся и посмотрел на Марию.

- А вы серьезное спойте,- сказала Мария. Роман с Аугустом переглянулись - что же спеть... И вдруг Анна говорит:

- Я спою вам,- и запела низким красивым голосом:

Выхожу один я на дорогу,

Сквозь туман кремнистый путь блестит.

Ночь тиха, пустыня внемлет Богу,

И звезда с звездою говорит...

В небесах торжественно и чудно...

Я посмотрел на Романа. Он всхлипывал и вытирал слезы толстым коричневым пальцем.

7. Начало и конец

Я сидел у окна, черный котенок спал на коленях. Весной прибежал и остался. Ветер рвет листья, крупные капли стучат в стекло - осень. Вчера под окном шли люди, нескончаемой серой толпой, несли на длинных палках портреты. Говорили мне - уезжай... Девочка в красном смотрела на меня со стены. Хоть они уехали. А я все медлил, надеялся - перебесятся... По дорожке к подъезду шли двое. Мордастые, хорошо одетые, одинаковые. К кому бы это?.. И тут же понял - ко мне. Вошли в подъезд, не спеша, громко топая стали подниматься. Я встал, взял котенка на руки. Он был теплый, мягкий, замурлыкал не просыпаясь. Шаги уже на втором... Приоткрыл дверь балкона: "Иди, Феликс, иди..." Он покачивался на мягких лапах, недовольно нюхал холодный воздух. Не хочет. "Надо, Филя..." - и я вытолкнул его на балкон. А в дверь уже стучали, громко и властно - "открывай".

Я проснулся. На лестнице грохотали сапоги. Гертруда... так грохотать мог только он. От сильного толчка дверь ударилась ручкой об стену. "Эй, писака, собирайся..." Я стал одеваться. Гертруда зажег свет и приступил к обыску. Руки его быстрыми точными движениями ощупывали, простукивали рамы, подоконники, стены... он шел по комнате, ничего не пропуская... Он ничего не нашел - и был озадачен. Еще раз внимательно все оглядел, поднял чайник и вытащил тетрадь. Теперь он успокоился, остальное его не интересовало. И все-таки он вел себя странно - не кричал, не угрожал, а ведь заглянул в тетрадь и, конечно, понял, что это не о погоде...

Вышли из дома. От сырого липкого воздуха я задохнулся и старался кашлять погромче, чтобы кто-нибудь услышал меня. Вот дрогнула занавеска на первом этаже - значит, Антон, встававший раньше всех, теперь знает. Хорошо, что Феликс не ночевал дома, ему бы не спастись. Я вспомнил - Бляс будет ждать у сарая...

Мы дошли до угла дома, тут со стороны жэка раздались два выстрела. Гертруда остановился - я видел, что он боится. "Ладно, пошли..."

В жэке горел тусклый желтый свет, по коридорам валялись разорванные папки, летали бумажки, все двери распахнуты настежь. В кабинете Анемподиста разбито окно, кресло опрокинуто. Короткий обрубок человека лежал на полу. В соседней комнате сидел кто-то в шинели, с огромными сивыми усами, в папахе. Он играл с пультом, нажимал на кнопки, дергал за рычажки...