Дан Маркович - Жасмин

Читаю про воспаление, и никаких взглядов на выпирающие части тела.

x x x

Начали Жасмина колоть, боялись, искусает, но обошлось, видно очень плохо ему стало. Без сознания вовсе не больно, а когда приходит в себя, видит, как мы вертимся и крутимся вокруг него, только глухо ворчит. С места не двигается, и мы его в зад и спину колем каждые четыре часа, он этих комариных укусов не чувствует, кожа такая, иголки сгибаются, один раз сломали, это я колол, осталась вся внутри, только кончик из шкуры поблескивает, ты кричишь, "тащи плоскогубцы." Вытащили, Жасмин и не пошевелился.

Другое дело, не ест, но из него течет рекой, твердых остатков мало, а ручьи каждые два часа, я извелся с тряпкой-то, наконец, догадался, подтолкнул под него кучу старых газет, вытаскиваю и меняю. К тому времени на дворе резкое потепление, помнишь, из ледяной весны за неделю получилось жаркое лето, и это в середине апреля, погода сошла с ума, ты говорил. Жасмин вонять начал, я привыкший, но и мне тяжело, что так собака мучается. Пробовали его мыть, но он жутко окрысился на нас - в первый раз, пасть раскрыл, и я увидел зубы... Фильм помнишь про акул, вот то же самое увидели у себя в квартире, настоящие акульи зубы в мой палец длиной и толщиной!..

- Ну, как, все про воспаление прочитал? - ты спрашиваешь.

- Ну, все.

- Теперь читай про недержание мочи, признаки налицо.

Я сомневаюсь, но иду и читаю, на Полинину спину иногда гляжу, а у нее платье летнее, ляжки светятся среди источников знания. Но я терплю, и все про недержание прочитал.

Теперь я думаю, зря читал, ты меня специально посылал, чтобы привык к чтению, да? Я не обижаюсь, просто интересно бы узнать... Это другое чтение, Малов, когда ищешь, и знаешь, что нужно - скользишь глазами, слова сами перетекают через глаза в голову, не видно никаких картин. Я не полюбил так читать, но научился, ты думаешь, пригодится?..

x x x

А помнишь, Малов, в мае, Жасмин уже в сознание пришел, лапами шевелит, и у него приступ недоверия, ты сказал, к себе не подпускает, рычит... а потом стал как шелковый, даже хвостом как-то вильнул, да?.. И мы решили, хватить его парить в комнате, пора на воздух, вниз, на балкон. Лежанку знатную там приготовили из старых одеял, а в стороне от нее я пропилил в цементе канавку, сток, чтобы жидкие отходы на землю стекали. Дальше не напоминаю, вряд ли ты забыл - как мы его вниз тащили, ночью, по пустынной лестнице, молчаливой, темной, только внизу, еле видный в пролете, огонек теплится, на первом этаже у входа... Достали снотворное в ампуле, подкрались, вкололи ему сзади, подождали, пока заснет, схватили помост и потащили... Несем, молчим, три дыхания слились в одно, тяжелое, хриплое... Лестницы бесконечные, от неба до самой земли... дом высоченной трубой, а по бокам клетушки, клетки, люди, людишки, спят на высоте, на утро надеются...

На этот раз без приключений, принесли и сразу на балкон. А утром смотрим, он освоился, и так ему хорошо здесь, по морде видно!.. Совсем другое дело, низко, рядом запахи, земля, тепло, травка, птицы, листья шелестят... Он глаза широко открывает, и небо в глазах... К счастью сам балкон оказался с наклоном, строители недоглядели, так сама решилась проблема с отходами, ты говорил, для человечества нет проблемы сложней, помнишь?..

Обрадовался пес на новом месте все смотрит через редкую решетку, смотрит... И мне так жаль его стало, Малов, что я заплакал, вышел на кухню, слезы сами текут, потому что он инвалид, и, наверное, вспоминает, какой был могучий, быстрый... это трудно вытерпеть, я понимаю.

Ты ушел, а я нарисовал картинку, "Жасмин на воле", помнишь, ты говорил о ней, удивительный взгляд на вещи, а я думаю, просто печальный пес. Ты увез ее в Лондон показать. Жасмин среди полей, ноги в траве, он глядит вдаль на рассвет, так ты сказал, а я рисовал закат, но спорить не стал, главное, на своих ногах стоит.

А про канавку Жасмин понял на диво быстро, отползет чуть назад, исполнит свои дела и обратно приполз. Мне трудно смотреть, как он ползет, огромный пес, что же дальше будет?..

И я каждый день прикапываю внизу, чтобы не воняло.

x x x

В те дни у меня эта самая катавасия и стряслась, с Полиной, сначала не мог даже вспоминать, дурно становилось. Малов, ты будешь смеяться, знаю, а для меня тогда обрыв, обвал, или революция, такая неожиданность и смятение чувства. А потом я пережил это, или привык, однажды вспомнил и чувствую, рот к ушам ползет... И с тех пор, как вспомню, хмыкаю, или хихикаю, помнишь, ты еще удивлялся, чего это я такой смешливый стал...