Нина Берберова: Последние и первые

При всем разнообразии творчества Нины Берберовой, одно из центральных мест занимают в нем судьбы русской эмиграции. Неважно, идет ли речь о ее художественной прозе или о документалистике. Недаром Ходасевич заметил: «Люди, жизненные истории которых не связанны с русской катастрофой, Берберову почти не интересуют.»

Не являются исключением и произведения, вошедшие в настоящий том.

Первый роман Н. Берберовой — «Последние и первые», — напечатанный в виде фрагментов вначале в «Современных записках» (1929 г.), а затем целиком в парижском издательстве Я. Поволоцкого — был фактически первым русским романом, посвященным жизни простых русских во Франции.

Несмотря на некоторую подражательность, почти всегда присущую первым произведениям любого начинающего автора, роман вызвал много откликов и сочувственных рецензий.

Но было в этом романе еще одно. Чуть ли не первой Берберова почувствовала то давление, которое еще в годы НЭПа стали оказывать на выходцев из России большевистские органы. В романе показана деятельность целой организации по «ловле» и возвращению в СССР заблудших. Именно этой «руке Москвы» пытаются противостоять герои романа.

Спустя 20 лет, уже в качестве судебного хроникера, Берберова вновь возвращается к теме «невозвращенцев» в «Деле Кравченко».

В своем репортаже из зала парижского суда, писательница воспроизводит историю В.А. Кравченко, который будучи в 1943—44 гг. одним из членов советской закупочной комиссии в США, решил не возвращаться обратно в СССР и остался в Америке. Вскоре он написал и издал книгу «Я выбрал свободу», в которой рассказал о причинах своего решения, правду о коллективизации, о концлагерях в СССР, о режиме сталинского террора.

Книга Кравченко была переведена на 22 языка и стала настоящей бомбой. Французский коммунистический еженедельник «Леттр Франсез» обвинил Кравченко в клевете на советскую действительность, более того, утверждал, что книга написана не самим Кравченко, а якобы агентом американской спецслужбы. Кравченко подал в ответ иск на «Леттр Франзес» с обвинением в диффамации, и в итоге выиграл процесс.

Дело слушалось в Париже почти все первое полугодие 1949 г. Почти вся мировая пресса следила за этим скандальным процессом. В ходе его из СССР были выписаны специально подготовленные свидетели. Кравченко представил своих свидетелей — почти все они были жертвами сталинских репрессий, чудом выжившие, — им было что рассказать суду. Общественности открывались все новые и новые страшные подробности творившегося за «железным занавесом». Газета «Русская мысль», в которой печатались репортажи Берберовой в несколько раз увеличила свой тираж.

20 сентября 1928 года, утром, между девятью и десятью часами, случились три события, положивших начало этой повести: Алексей Иванович Шайбин, один из многочисленных героев ее, появился у Горбатовых; Вася, горбатовский сын, детище Степана Васильевича и Веры Кирилловны и сводный брат Ильи Степановича, получил письмо из Парижа от приятеля своего Адольфа Келлермана, с важными известиями об отце; и, наконец, на ферму Горбатовых, в широкую долину департамента Воклюз, пришел нищий странник с поводыркой.

Имени этого человека никто не знал. Кто он был? Какой дорогой пришел к нынешним своим странствованиям? В прошлом году, весной, проходил он здесь, и его уже знали в окрестности; тогда еще был он зряч, шел один, надвинув на глаза старую кубанку, пыля белой пылью и кланяясь встречным. Он долго беседовал с Ильей и с самой Верой Кирилловной, пил, ужинал, заночевал. Но по утру ни Вася, ни сестра его Марьянна странника уже не видели. Он ушел на заре, благословив дом, сад, хлев, где стояли волы, и чердак, где спал Илья. Говорили потом, что ушел он на запад, а вернее, что и на юго-запад, за Тулузу, к казакам, осевшим в тех краях.

Теперь он был слеп, и та же кубанка сползла ему на косматые брови. Синий рубец шел поперек лица, борода не росла на щеках; видно было, что некогда полковой врач зашил ему лицо наспех, кое-как приладив оборванные куски немолодой смуглой кожи. Был он высок, грозно худ, его штаны военного образца во многих местах были в красных заплатах — возможно, что то были куски чьих-то тоже военных штанов, но французских, некогда знавших защиту Вердена. Странник шел, положив сухую жесткую руку на плечо поводырки. Это была черноглазая девочка лет двенадцати и звали ее Анюта.