- Тихо! Нет на вас угомону! - крикнула женщина, подавая корм, на который животные набросились сразу, отталкивая один другого и кусаясь. Особенно усердствовала свинья, и женщина поискала глазами палку, чтобы утихомирить ее, отогнать от подсвинка. Но палки не было, и женщина сердито толкнула свинью потрескавшейся ногой, пригрозила: - Вот я сейчас тебе!..
С каждой минутой Курени все больше наполнялись людскими голосами, движением - на одном дворе мать звала сына, на другом плакало, заливалось слезами не вовремя разбуженное дитя. Во двор около липы пожилой человек вел коня, со двора напротив выгоняли поросят, и за ними покорно брело замурзанное дитя с опущенными по-стариковски плечами...
Из хаты, стоявшей недалеко от той, где девушка брала воду, потягиваясь, вышел на крыльцо парень с хмурыми заспанными глазами, с взъерошенной не то русой, не то темной чуприной, с упрямо сжатым ртом.
Мать пожалела будить его раньше. Но и теперь просыпаться было ему нелегко, - когда она, будила, в дремотном сознании его переплетались и картины прерванных странных видений, и слова матери, и назойливый клекот аиста... Жмурясь от солнца, Василь вспомнил об этом клекоте, прислушался: кто-то близко отбивал косу - клё, клё, клё. В голове шевельнулась равнодушная мысль, - видно, это и были те звуки, которые в полудреме он принял за клекот аиста.
Вспомнились слова матери: "Вставай, сынок... Поднимись, все уже встали... Поздно будет..." Он взглянул на солнце - высоко ли оно стоит - и на миг ослеп от его блеска.
Василь сразу ожил, заторопился - солнце, как ему показалось, поднялось высоко.
"Не разбудила по-людски! Когда все вставали! - подумал он недовольно, даже рассерженно, и тут же, обеспокоенный, спустился с крыльца. - Коня надо быстрее привести! .. А то выберешься позже всех из-за этой матки!.. Стыдно будет!"
Он бросился к приболотью, где возле ольшаника пасся стреноженный конь. Когда же въехал во двор, увидел сутуловатого, с желтой лысиной деда Дениса, суетившегося около телеги. Дед несколько дней назад, ловя рыбу, промок и простудился, вчера пластом лежал на печи, а сегодня - на тебе, тоже поднялся.
- Уже поправились?-бросил Василь, соскочив с коня.
- Эге, поправился! - уныло покачал головой дед. - Словно дитя, которое впервые встало на ноги...
- Так легли бы пошли!
- Улежишь тут! В этакий день! - Дед провел худой рукой под пузом коня. - Неплохо наелся!
- Наелся.
Василь привязал коня к смазанной еще с вечера телеге и вошел в хату; мать стояла у печи, помешивала в ней кочергой Услышав сына, не оглядываясь, засуетилась быстрее, и Василю от этого молчаливого знака материнского внимания и уважения к нему стало веселей. Он, однако, не показал, что заметил это, - чему тут удивляться, он ведь уже не мальчишка, а хозяин, - бросил ей деловито:
- Собирайся... Чернушки уже едут...
Он вошел в кладовку, снял отбитую дедом косу, попробовал, как учил Чернушка, ногтем острие - хотя это делал вчера несколько раз, - вытянул из-под полатей лапти и стал обуваться Володька, младший белобрысый братишка, спавший на полатях, вдруг зашевелился, раскрыл глаза, взглянул на Василя и мигом вскочил.
- Вась, а Вась, - и я?
Василь ответил:
- Лежи ты, нуда! Чего вскочил ни свет ни заря!
- Вась, возьми меня... с собой!..
- Нужен ты мне!
- Ну, возьми-и!
Напрасно Володька ждал ответа, смотрел на Василя глазами которые просили и умоляли: никак не хотел поверить в черствость брата. Василь молчал. Он был непреклонно тверд Обувшись, Василь озабоченно зашагал в хату, попрежнему будто не замечая брата; тот, как привязанный, поплелся вслед.
Когда мать подала на стол оладьи и - даже! - сковородку с салом, Володька почти не обратил на это внимания, по-прежнему ждал.
- Ну, Вась?
- Дай поесть человеку, - сказал дед, который, сгорбившись, сидел за столом, ничего не беря в рот. - И сам ешь.
- Гляди-ка, - подошла к Володьке мать.
Она положила перед сынишкой оладью и кусочек желтого сала, взглянув на которое мальчик не удержался и на время отстал от брата. Мать положила ему еще кисочек, промолвила несколько ласковых слов, и сердце малыша почти совсем успокоилось от такого внимания. Но вскоре ему пришлось почувствовать, что материнская ласка была всего лишь хитростью, потому что, едва только Володька поел, мать мягко сказала:
- Ты, сыночек, останешься с дедом, хату постережешь.
Да смотри хорошенько - все добро тут на ваших руках!..
Не дай бог что-нибудь случится - голые останемся!
- Я на болото хочу! - заявил упрямо малыш.
Читать дальше