Александр Мигунов - Веранда для ливней

"Поздно. Все разошлись по домам", - лицо менеджера изобразило насмешку над работниками фирмы, сожаление, сочувствие, печаль, необходимость мириться с судьбой. - "Есть такой выход", - продолжил он, лицом бросая судьбе вызов. - "Я мог бы вас временно поселить в пустующем номере на крыше. Там будет, конечно, жарко- вато, но душ, вентилятор и сила духа помогут снижать температуру до вполне выноси- мых градусов".

Улыбка Германа не получилась - ее страдальчески исказила и разница во времени с Нью Йорком, и то, что он не успел отоспаться после перелета через Атлантику, и перспектива вернуться в пекло, чтоб попытаться там отыскать не переполненную гостиницу.

"Ладно", - кивнул он. - "Номер на крыше".

"Сэр", - сказал менеджер тихим голосом, закончив Германа регистрировать. - "Вам в городе могут наболтать, что в том номере что-то случилось. Отнеситесь к подобным слухам критически".

"Кто-нибудь умер от жары?" "Жара у нас редкое явление. А такая жара рекордная".

"Что же?" - хотел Герман все-таки знать.

"Не волнуйтесь. С вами все будет в порядке".

Герман последовал за слугой. С вибрацией, скрежетом, лязгом и визгом лифт поднял их на верхний этаж. По хилой, едва ли не временной лесенке они взошли еще на этаж. Там, в застоявшейся жаре, находилась единственная дверь без внешнего и внутреннего замка. Слуга дернул ручку, дверь распахнулась, на них дохнуло, как из парилки. Слуга ткнул пальцем в разные стороны:

"Сэр, вокруг железная крыша".

2 Ночь прошла в мучительной бессоннице. Время от времени он поднимался, вымачивал под теплым душем простыню, ложился, обернувшись испаряющейся влагой, а когда простыня высыхала, снова вставал и тащился в душ. Он забылся только под утро. Ненадолго. Проснулся от стука. Открыл дверь. За ней никого.

Он раздраженно дверь захлопнул. Сквозняк увеличил ее скорость до оглушительного грохота, от которого должны были проснуться все обитатели гостиницы. Он отошел от двери на цыпочках, приблизился к открытому окну.

Под ним была плоская крыша дома, на которой из битого кирпича строили простое помещение, что-то похожее на кухоньку, что подтверждал тихий дымок из временного дымохода. Среди строительных материалов сидел на корточках человек и колол обрезки досок. На крышу вышла грузная женщина, резким голосом распорядилась , слуга закивал, уронил топор и сунул худое тело в постройку. Женщина помедлила , огляделась, зевнула и тоже удалилась. Герман тоже хотел удалиться в наконец-то остывшую постель, но его задержал у окна воздух, насыщенный птицами и цветами. А тут и слуга опять объявился, но теперь он был этажом ниже, на бетонированной веранде. Ее от дождей защищал навес, от взглядов соседей и прохожих - стена высотой в человеческий рост, на стене стояли горшки с цветами. Темнокожее щуплое тело слуги боролось с двумя ведрами воды, он направлялся к синей бочке.

Да, а вчера, - припомнил Герман, - этой бочки там точно не было. Вчера, мельком выглянув из окна, я увидел на этой веранде плетеные столик и несколько кресел. В такую жару, подумал я, на этой веранде сидеть не станешь. Зато там, наверное, замечательно в сезон юго-западного муссона.

Знаю из прошлых ощущений: как хорошо , развалившись в кресле, со стаканчиком виски или рома, смотреть на сплошную стену воды, летящую в трех шагах от тебя и обрушивающуюся на твердое. Грохот, прохладные брызги и ветер, дрожащий исчерканный контур дерева... В такие моменты его память рисовала под деревом двух подростков, физически развившихся почти в девушек, а по поступку (в грозу под деревом!) - перепугавшихся маленьких девочек. Их оглушало и ослепляло комковатое черное небо, а струи-нити и молнии-иглы сшивали землю и небеса со скоростью взбесившегося "Зингера". Герман круто свернул к бере~, уговорил их забраться в лодку и повез к городскому причалу.

Ливень как будто раздел одну девочку, то есть ее светлое платье от воды стало прозрачным, и Герман, студент двадцати лет, боролся с собственными глазами и мечтал, чтобы до причала оставалось еще миль сто.

Слуга составил ведро на пол, поднатужился над другим и опрокинул его над бочкой. Вода выбросилась из ведра, как жирная мерцающая рыбина. Слуга исчез и вскоре вернулся, и сцена, завершаемая рыбиной, повторилась еще много раз.

Герман терпел скуку повторов, поскольку надеялся, что бочка когда-нибудь все таки наполнится , и начнется новая сцена. Возможно, эта новая сцена будет еще скучнее старых, скажем , какое-то долгое время в бочке будет блестеть вода, и в лучшем случае все оживит птица, прилетевшая напиться, - но все мы миримся с настоящим только упорной надеждой на то, что грядущие сцены жизни окажутся более увлекательными.