Сергей Михайлов - Пустота

Изредка, в тёплые летние дни, погрузив его обмякшее безвольное тело в инвалидную коляску, санитары выкатывали апатичного паралитика на заросший бурьяном, неухоженный двор и час-другой возили по узким истоптанным дорожкам. Он не мог смотреть на ясное голубое небо, кое-где украшенное стайками лёгких белых облачков, на зелень листвы и буйное цветение трав, на порхание беззаботных пичуг в ветвях тополей и сирени - тогда он закрывал глаза. Теперь он их вообще редко открывал. Не хотел. То, что жизнь посмела продолжаться после той страшной трагедии, казалось ему недопустимым кощунством. Кощунством по отношению к тем, кого больше нет. Никто, никто теперь не имел права жить, дышать, радоваться, смеяться, страдать, рожать детей, строить планы, добиваться успеха! Никто, в том числе и он сам. Он и не жил, а так, подхваченный мутным потоком времени, кое-как плыл по течению подобно какому-то отбросу, всеми забытый, никому не нужный. Потому и не открывал глаз, чтобы не видеть чужой жизни.

Иногда наведывались врачи, обходили убогих, обиженных жизнью калек. У его койки долго не задерживались: здесь всё было ясно и без осмотра. Натужно сопели, вздыхали, пожимали плечами, строили соболезнующие мины, что-то черкали в своих блокнотах - и молча убирались восвояси. Позже, когда он перестал смотреть на мир и сутками напролёт лежал с закрытыми глазами, врачи и вовсе перестали его стесняться. Здесь же, у его койки, обсуждали, сколько ещё протянет этот молодой апатичный паралитик. Словно не живой человек был перед ними, а покойник. Он всё слышал, всё понимал, но никак не реагировал.

Хотел ли он умереть? Вряд ли. И не потому вовсе, что жизнь для него всё ещё сохраняла какую-то ценность, нет, всё было проще. У него вообще не осталось никаких желаний. Жизнь ли, смерть - теперь ему было всё равно. Может быть, это и спасало его от сумасшествия.

Шло время. В заведении объявился новый врач, плотный крепыш средних лет, прошедший Чечню, грубоватый, резкий, не стеснявшийся рубануть с плеча, когда больному, глаза в глаза, нужно было сказать всю правду. С него-то всё и началось.

Тот день ничем не отличался от длинной вереницы предыдущих. Как обычно, он неподвижно лежал на своей койке, прикрыв веки, ни о чём не думая, ничего не желая. Время для него остановилось, а вместе с ним и жизнь. Хлопнула входная дверь, пахнуло свежестью улицы. Врач со свитой быстро переходил от койки к койке, делая пометки в блокноте, перекидываясь скупыми словами с медперсоналом. В этой палате он был впервые, однако накануне обхода успел ознакомиться с историями болезней пациентов и потому заочно знал каждого из них.

У его койки врач тоже задерживаться не стал. Мельком скользнул по бледному лицу больного, сверился с историей болезни, махнул рукой и бросил только одно слово: "Безнадёжен". Обход двинулся дальше.

Слово резануло с неожиданной силой. Не само слово - за три года он слышал его сотни раз, - а то глубочайшее презрение, которое врач вложил в него. Что-то взорвалось в обескровленной душе его, хрустнул, дал трещину панцирь безучастности к собственной судьбе. Он открыл глаза.

- Нет, - сказал он, глядя в белёный потолок. Одеревеневший язык, отвыкший от человеческой речи, с трудом повернулся в пересохшей гортани.

Врач остановился, полуобернулся.

- А?

- Нет, - повторил он. - Я выберусь.

Врач впился в него взглядом, нервно пробежался пальцами по пуговицам накрахмаленного халата.

- Чушь. Не верю.

Повернулся и пошёл прочь.

Вызов был брошен. Он не мог оставить его без внимания. Теперь не мог. Волна дикой ненависти захлестнула его. Этот надутый самоуверенный индюк в белом халате внезапно превратился в лютого врага. "Сволочь! Я тебе докажу! Докажу!.."

С этого дня жизнь его обрела смысл. Он больше не закрывал глаза, смотрел на мир, на людей со злостью, с яростью, стиснув зубы, сжав кулаки. Выжить любой ценой, выбраться из дерьма, выкарабкаться назло всем, всем, всем... Он им ещё покажет!.. С жадностью, с неуёмным рвением набросился на серьёзные книги, взялся изучать языки, психологию, философию. Вытребовал для себя гантели и теперь ежедневно, в три захода, до изнеможения качал руки, пресс, мышцы спины. Немощное, отвыкшее от физических нагрузок тело поначалу не слушалось, сопротивлялось, но он упорно шёл к цели. А цель у него была одна: снова встать на ноги. Плевать он хотел на все прогнозы врачей! На их нечленораздельное мычание, пожатия плечами и соболезнующие взгляды поверх потеющих очков.