Сергей Диковский - Главное - выдержка

- What do you want? [Вам что угодно?] - спросил он, свесившись вниз.

- Спустите трап. Мы задержали вашу моторку.

- I can not understand you! [Я не понимаю вас!]

Это был обычный трюк. Если ли бы мы заговорили по-английски, он ответил бы по-японски, мексикански, малайски - как угодно, лишь бы поиграть в прятки.

Из всей команды "Смелого" один Сачков знал десяток английских фраз. Лейтенант вызвал его из машины и предложил передать капитану, чтобы тот спустил трап и не валял дурака.

Славный малый! Он мог выжать из шестидесяти лошадиных сил девяносто, но построить английскую фразу... Это было выше сил нашего моториста.

Он застегнул бушлат, взял мегафон и закричал, напирая больше на голосовые связки, чем на грамматику:

- Allo! Эй, аната! Give me trap! Allo! Do you speak? Я же и говорю, трап спустите... понятно? Ну, вот это... the trap! Вот черт! Алло!

Он кричал все громче и громче, а капитан, вначале слушавший довольно внимательно, стал откровенно позевывать и, наконец, отвернулся.

- Вот дубина! - определил Сачков, рассердясь. - Прикажите снять с пулемета чехол... Сразу поймет.

- Это не резон, - сказал Колосков. - Если снимешь, надо стрелять.

- Разрешите тогда продолжать?

- Только не так.

На "Смелом" подняли два сигнала. Сначала: "Спустить трап. Ваши лодки нарушили границу СССР", а затем и второй: "Отвечайте. Вынужден решительно действовать". Только тогда капитан подозвал толстяка в фетровой шляпе (как оказалось, переводчика) и заговорил, тыкая рукой то на палубу, то на берег.

- Господин капитан возражайт! - объявил толстяк. - Господин капитан находится достаточно далеко от берега.

- Ваши кавасаки проникли в запретную зону.

- Господину капитану это неизвестно.

- Вы произвели незаконный улов.

- Извините. Господин капитан не понимает вопроса.

- Захочет, поймет, - спокойно сказал Колосков. - Передайте ему так: кавасаки арестована. Подпишите акт осмотра.

Капитан улыбнулся и покачал головой, а толстяк, не ожидая ответа, закричал в мегафон:

- Господин капитан отрицает! Господин капитан не знает этого судна.

На палубе грянул смех. Ловцы, восхищенные находчивостью капитана, барабанили по железу деревянными гета и орали во всю глотку, выкрикивая по именам приятелей с кавасаки.

- Как это не ваша? - возмутился Сачков. - Товарищ лейтенант, разрешите, я клеймо покажу?

Он стал подтягивать кавасаки, чтобы показать надпись на круге, но Колосков тихо сказал:

- Отставить. Все равно, зона не наша. Малый вперед!

Мы молча отошли от высокого борта, а свежак, сильно накренивший японские пароходы, понес нам вдогонку крики и хохот. На носу "Осака-Мару" загромыхала лебедка: травили цепь, чтобы якорь плотней лег на дно.

Колосков смотрел мимо краболова на берег. Дымка, почти всегда скрывавшая глубинные хребты, исчезла. Открылись дальние иссиня-белые конусы сопок - верный признак близкого шторма.

- Эк метет! - сказал Колосков, думая о чем-то другом. - А ведь, пожалуй, раздует. Баллов на восемь... А?

- Проскочим, - ответил боцман спокойно.

- А если на якорь?

- Однако выкинет... Грунт очень подлый.

- Именно... В ноль минут. Приготовьте десантные группы.

Гуторов все еще не мог понять, куда гнет командир.

- Одну?

- Нет, три. Все свободные от вахты могут отдыхать. Домино отберите, пусть спят.

И Колосков, утопив щеки в сыром воротнике, снова нахохлился, не замечая, что даже мартыны, тревожно курлыча, потянулись в дальние бухты, прочь от угрюмого моря.

В шесть часов вечера на кавасаки сорвало крышку машинного люка. Мотор захлебнулся, мотопомпа заглохла, и "Смелый" взял арестованных на буксир.

Маленькая низкобортная посудина поплелась за нами, дергая трос, точно норовистая лошадь узду, - трое японцев едва успевали откачивать воду ковшами и донкой.

Буксировка сразу сбила нам ход. Легче проплыть сто метров в сапогах и бушлате, чем тащить кавасаки в штормовую погоду. Мы ползли, как волы, как баржа, как время в больнице, а ветер тормошил Охотское море и рвал парусину на шлюпках.

Было уже довольно темно, когда мы сдали кавасаки на морской пост возле реки Оловянной. Люди устали и озябли. Плащи, камковые бушлаты, даже тельняшки были мокры. За ужином один только Широких, вздыхая от сочувствия к ослабевшим, попросил добавочную банку консервов. Остальные по очереди откатились от холодной свинины с бобами.

- Баллов восемь верных, - грустно определил кок, убирая тарелки.

...Море пустело на наших глазах. Пароходы, принимавшие первую весеннюю сельдь, бросили погрузку и уходили штормовать. Лодки наперегонки мчались к заводам. Всюду на мачтах чернели шары - знаки шторма, и отчаянные камчатские курибаны, стоя по горло в воде, удерживали на растяжках кунгасы.