Сергей Семенов - Внизу

Но Ершов, не обращая никакого внимания, продолжал:

А за эту-то за шутку

Нас посадят прямо в будку,

А потом и в часть.

– - Перестаньте, у меня девочка спит, разбудите, -- проговорила Агаша.

– - Какая девочка? А мне што за дело? И он было опять открыл рот, но Золотов взял его за руку и, потянувши его в другую комнату, проговорил:

– - Будет тебе, ты пойди-ка, расскажи мне, как твое дело-то?

– - Дело… Что ж мое дело?.. Мое дело в шляпе, -- пробормотал Ершов, невольно шагая за Золотовым.

– - В какой шляпе-то, черной или белой, а то, может, в такой, в каких деревенская попадья наседок сажает?

Агаша очень не любила пьяных и всегда при виде их возмущалась до глубины души… Возмутил ее и Ершов, и когда Золотов, уведя его в его угол, вернулся, она с раздражением проговорила:

– - Что это за люди! Нужно бы плакать, а он веселится. Сам об себе подумать не хочет.

– - Никто об себе много не думает, -- наставительно проговорил Золотов. -- Если бы люди больше о своих делах задумывались, очень просто, тогда у тебя и Шурки не было бы.

Агаша вспыхнула, глубоко вздохнула, откусывая нитку, проговорила:

– - Шурка зародилась не по моему желанию, а ради удовольствия другого человека.

– - Ну, не он один в этом деле виноват, -- уверенно проговорил Золотов.

– - Что ж, я, по-вашему, виновата? -- опять обидевшись, спросила Агаша.

– - А то что ж? Кто ее родил-то? Один ловчага раз на суде сказал: "Я падеж предложный, а она дательный, чем же я винительный, когда тот падеж вышел родительный?.." И оправдали его.

– - Оправдывается не тот, кто прав, а кто умеет что в оправданье сказать, -- уже спокойно сказала Агаша.

– - Коли нечего, то и не скажешь, а у этого было что. Значит, ты одна и виновата. Ты должна вперед знать, что игра не доводит до добра.

– - Где мне было знать!

– - Знала. Да больно любопытство, чай, брало, ведь ваша сестра любопытством-то себя губит да других в погибель ведет.

Молодцову чрезвычайно неприятным показался весь тон в этом разговоре Золотова; он поднялся с постели и с раздражением проговорил:

– - Как это вы, Иван Егорыч, любите всех судить. Всех расценить, а если вас ценить, как вам это покажется?

– - Цени, пожалуй, на здоровье, -- невозмутимым тоном проговорил Золотов. -- На чужой роток не накинешь платок.

– - Нет, вы тогда другое запоете… Судить-то легко, только судить-то надо, чтобы было справедливо. А то попался человек впросак, он и виноват. Задавила тебя коляска, значит, не попадайся. Оно, конечно, и мне нужно держать ухо востро, а тем-то разве дозволено вожжи распускать?

– - Мне что за дело до них? -- тем же тоном проговорил Золотев. -- Мое дело -- веди свою линию, а те как хотят.

– - Ну, нет-с, а я с этим не согласен, -- горячо возразил Молодцов. -- Если от меня кто что-нибудь требует, то и я к нему требования предъявлю. И если мы их оба не исполним, оба и виноваты будем. А то это одному всегда придется густо, а другому -- пусто. Нешто это справедливо?

– - Взваливай на обоих, только от этого дело-то не переменится. Ребенок-то остался у Агаши; он-то про него и думать не хочет, а она вот расти его, страдай. То она жила на всем на готовом, была и тепла и чиста, а теперь в те места не возьмут, живи вот в этом углу, работай на сорок копеек в день. Да еще хорошо, что за нее вступились да обязали его как-никак обеспечить ее, у ней вот машинка завелась да на черный день копейка осталась. А не вступись добрый человек, значит, делай, как все, -- отдавай ребенка в воспитательный, а сама иди еще добывай…

– - А може, не стала бы еще добывать, -- задетая уверенным тоном Золотова, проговорила Агаша.

– - Ну, когда бельмо с глазу смахнула, не стала бы терпеть. Пословица-то говорит: крута горка, да забывчива, -- внушительно сказал Золотов, поворачивая голову в кухню. Увидев, что там вскипел самовар, подошел к нему, снял трубу и, накрывши его крышкой, принес его на стол.

– - По-вашему, должно быть, все люди -- не люди, один вы порядочный человек, -- не сдерживая своего раздражения, опять проговорил Молодцов.

– - Говорить что хошь можно, -- заваривая чай, проговорил Золотов, -- только словами едва ли кому много прибавишь.

– - Нет, прибавишь, -- еле сдерживая себя, воскликнул Молодцов, и на лице его выступила краска, -- теплое слово иногда многое может принесть.

– - Какой толк в словах, слова -- вода, понимая, что малый начинает горячиться, но сам чувствуй спокойствие, сказал Золотов.

– - И вода имеет силу, да еще какую.

– - Сила не в силе, а в правде.

– - А какая в вас правда? -- запальчиво воскликнул Молодцов. -- У вас никакой правды нет, а одно самолюбие. Вы только себя любите, а других ни во что не цените. Все у вас или дураки, или подлецы. Вы, конечно, умный человек, опытный, я вас очень уважаю. Мне не приходилось больше из своего брата встречать таких, но иной раз мне бывает тошно вас слушать.