И Минин: Сто верст до города (Главы из повести)

Сырчик и ухом не повел. Тогда Степанко достал из-под мешков свою заветную котомочку с солью, развязал ее дрожащими руками и высыпал на ладонь несколько щепоток. Соль, это всякий знает, для уставшей лошади слаще пряника.

Осторожно, чтоб не обронить ни крупинки, Степанко поднял ладонь к губам Сырчика. Лошадка слабо пошевелила отвисшими губами, потянула горячими ноздрями. И тогда парнишка быстро накрыл ладонью Сырчику рот, начал тереть ему губы. Лошадь резко встряхнула головой, стала облизываться. Шершавым и твердым, как подошва, языком она вылизала ладошку хозяина, покачала головой, будто сказала спасибо.

- Ну вот и хорошо, вот и хорошо, Сырчик, - обрадовался Степанко. Сейчас я поведу тебя к самому логу. Там трава мягкая, сочная. Там должен и ручей быть. Чего еще надо?

На дне оврага действительно журчал неширокий ручей. И трава между кустами росла сочная, по пояс человеку. Но эта трава болотная, для лошадей малосытная. Надо нарвать клеверу. Клевер - это для всех животных наилучшая трава. Нынче зимой, когда Степанко работал в лесу, лошадям не давали ни грамма овса, а они знай себе возили и возили с утра до позднего вечера тяжелые лесины. А почему? Да только потому, что вдоволь давали добротного клеверного сена. И весной, во время сева, лошадей тоже подкармливали запаренным клевером. А то бы, хоть убей, не вспахали ни одного гектара.

Клеверное поле было рядом, и Степанко за малую пору нарвал порядочную ношу, приволок в овраг, бросил под ноги Сырчику. Лошадь снова мотнула головой, точно опять сказала хозяину спасибо.

Сырчику хорошо. Еда вот она, под ногами.

А что делать самому, когда хочется чего-то пожевать и нет у тебя черствой корочки? Последний кусочек хлеба Степанко умял еще вчера. Сегодня с утра во рту не было ни крошки. И конечно, в животе давно играла настоящая музыка. Там беспрерывно что-то ныло, что-то дребезжало и урчало. "Пожалуй, действительно хапну гороху. Не выдержу..." - подумал паренек.

- Не надо думать о еде, к черту! - громко сказал он.

Надо думать о хорошем, о светлом, тогда и есть расхочется.

О чем таком светлом? Что радостного было в жизни Степанка?

Оказывается, было. Вспомнились довоенные летние вечера, шумные да веселые. Бывало, выйдут за околицу парни и девчата, заведут хоровод и ну же распевать песни. На околице они поют, а в лесу, под Журавкиной горой, другие парни да девчата разливаются - эхо так и гудит волнами, откликается озорно, дразня поющих.

Незадолго до войны Степанко тоже начал выходить на гулянки. Выходил, признаться, не своей волей - девчата заманивали. Тогда мал был Степанко, худенький такой да угловатый, а на гармошке лучше его в Лобане играть мало кто умел. Еще в школе научился играть частушки, после как-то незаметно, вроде бы мимоходом, стал играть песни. И как вечер, так и бегут к нему девчата, известные в округе мастерицы попеть да поплясать. А Степанку что - приглашают, так надо идти. Выйдут за деревню с гармошкой, сначала свою любимую поиграет, "Как родная меня мать провожала", а там и за новые песни примется. И загорается за Лобаном, на зеленом пригорке, настоящий праздник.

...Вспомнилось все это Степанку, вроде бы легче стало. А есть не расхотелось. Наоборот, еще сильнее засосало под ложечкой. В голове непонятный гул, вискам больно.

Тишина вокруг. Только Сырчик, переморенный и усталый, хрумкал клевер. Он ел сначала беззвучно, будто одними губами, затем вдруг громко зафыркал, а чуть погодя стал изо всех сил обхлестывать бока хвостом. Это хорошо. Степанко любовно похлопал коня по высохшему крупу, с телеги взял котелок и спустился к ручью. Что бы там ни было, а надо зачерпнуть воды, развести костер и вскипятить хотя бы чай. "Вот нарву себе побольше клеверных куколок, запарю в котелке и слопаю. А что? Клевер - это белок. Насолю - и съем", - думал он. И еще он подумал о том, что горох тяжело везти, лучше бы камни, что ли. Или, скажем, чурки березовые...

В траве вдруг он заметил знакомые, узкие, точно луковичные перья, листочки, растопырившиеся веером на сочном стебле. Пикан! Да это же как раз то, что требуется! Пикан, конечно, трава, но не такая уж простая. Знаменитая, в общем, трава, ничего плохого не скажешь. Председатель Ошкоков на все лады хвалил ее. До того нахвалил, что девчата частушки сочиняют. Ха!

Перед всем честным народом

Разливался, как баян:

- Слаще хлеба, слаще меда

Знаменитый наш пикан!

Улыбнулся Степанко, развеселился опять и сам не заметил, как запел у ручья: