Борис Можаев - День без конца и без края

- Им, видите ли, дай свободу выражаться! Испорченная молодежь.

- А все Запад мутит. Весь соблазн оттуда.

- Известное дело - Европа.

- Нет, скажите на милость! Дайте им мнение свое высказать! А ты заслужил такое право? Где? В каком заведении? У нас государство... Порядок то есть...

- Шебуршат ребятки... Потому как выпить не на что.

- Человек за идею пошел... Социалист! А ты выпивку! Тьфу!

- А ты мне поднеси... Я те такое наговорю, что про весь сицилизм забудешь...

- Разболтанность...

- Глупость наша, и больше ничего.

- И откуда такие личности взялись? Суд закрытый, публика отборная.

- Подставные, не видишь, что ли?

Раздается звонок.

Публика входит в зал, занимает места.

Вдруг зычный окрик:

- Встать! Суд идет.

Все встают.

Входят судьи, стоя зачитывают приговор:

- "Именем его Императорского Величества Самодержца Великой и Малой Руси и прочая и прочая выездная сессия Московского губернского военно-окружного суда, рассмотрев дело бывшего студента Михаила Васильевича Филимонова, обвиняющегося по приказу генерал-губернатора в покушении на жизнь шуйского урядника Репина Федора Ивановича, признала подсудимого Филимонова Михаила Васильевича виновным и на основании положения о чрезвычайных мерах по пресечению беспорядков и смуты, подписанного его Императорским Величеством, постановил: приговорить Филимонова Михаила Васильевича к смертной казни через повешение.

Председатель военно-полевого суда

Полковник от инфантерии - Васильев".

- Ну что ж, посмотрим! - сказал Твердохлебов и быстро пошел к проходу. Муся еле поспевает за ним.

Почтовая контора. Твердохлебов, облокотясь на полок, пишет телеграмму на фирменном бланке депутата Думы. В левом верхнем углу типографским шрифтом отпечатано "Таврический дворец". Он быстрым размашистым почерком пишет:

"Срочно. Москва. Генерал-губернатору Гершельману. Владимирским судом приговорен к смерти бывший студент Михаил Филимонов. По прошению матери его обращаюсь к вам и умоляю смягчить приговор ради несчастной матери его. Помогите. Член Г.Думы Твердохлебов".

Газета "Биржевые ведомости" на столе у премьер-министра Столыпина. Красивый, гладко зачесанный, в прекрасном костюме, в очках в тонкой золотой оправе, Столыпин читает заметку:

"В кулуарах, как мы уже передавали, от члена Г.Думы Твердохлебова получена телеграмма, в которой сообщается об ужасной судебной ошибке, допущенной владимирским военным судом".

В дверь входит в новеньком мундире молодой адъютант:

- Петр Аркадьевич, к вам председатель Думы Хомяков.

- Зови!

Адъютант скрывается за дверью с надписью "Премьер-министр П.А.Столыпин".

Хомяков входит озабоченный, чуть горбясь, пожимает протянутую руку Столыпина и, узнав "Биржевые ведомости" с судебной заметкой, начинает без обиняков:

- Неприятный скандал... Левые депутаты волнуются. Требуют провести расследование.

- А что с этим подсудимым? Покушался он или нет?

- По-видимому, наговор... Показывал некий Быков, а потом отрекся. Шума испугался, - усмехнулся Хомяков. - Так что следователи не могли найти даже подходящего свидетеля.

- Ослы! А кто этот Филимонов?

- Социал-демократ... Опасный пропагандист.

- Ослы в квадрате.

- Пресса шумит. Что будем делать?

- А что ж тут делать? Прессу надо успокоить. Приготовьте телеграмму об отмене приговора... На имя московского генерал-губернатора... А я подпишу.

- Телеграмма уже готова. - Хомяков вынимает из портфеля телеграмму и кладет на стол Столыпину.

Тот слегка повел бровями:

- Твердохлебов подсунул?

- Его работа.

- Оборотистый этот либерал... - Подписывает телеграмму. - Кстати, в новых списках кандидатов в Думу есть его фамилия?

- Нет. Он наотрез отказался баллотироваться.

- Наконец-то он понял, что его время давно прошло... Впрочем, в Думе он сделал кое-что и полезное.

- Очень энергичен, очень.

- Если бы не его комиссия, нам бы ни за что не утвердили в бюджете двести тысяч рублей на сельскохозяйственную науку... Подумать только - с одиннадцати тысяч поднять до двухсот! Клянусь тебе, Хомяков, без вашей Думы мне бы не утвердили эту сумму.

- Бюджет-то он пробил, да куда сам пойдет после Думы?

- Восстановится в прежних правах губернского агронома.

- Не думаю... Министр не простит ему этого шестилетнего либерализма.

- Да, эти его либеральные заскоки... Хороший ученый и большую пользу мог бы принести отечеству и науке.

Петербургская квартира Твердохлебова. Иван Николаевич собирает вещи, укладывает чемодан. Входит квартирная хозяйка, аккуратно одетая, уютная старушка, подает пачку писем и газет: