- Ну как же? Рогожи! Это ведь один из древнейших промыслов на Руси... Сохранился в девственном виде, так сказать. Это находка для нашего музея. Я вот и фотокорреспондента пригласила.
- Спартак Ласточкин, - представился парень с фотоаппаратом на животе.
- Для вас находка, а для меня вся эта канитель может потерей обернуться.
- Почему?
- Потому что запрещают колхозам промыслами заниматься. Тик у нас отобрали. Шуметь станете - и кули прикроют.
- Почему же?
- А чтоб мы только в земле ковырялись, не глядели бы по сторонам.
- По-моему, это абсурд. Если промысел выгоден для вас, занимайтесь на здоровье - сказал Спартак Ласточкин. - Вы меня просто заинтриговали. Надо посмотреть.
- Ну что ж, садитесь, - угрюмо, но покорно сказал Николай Иванович. Что же вам показать? - спросил он в машине своих навязчивых гостей.
- Сперва плоды, так сказать, промысловых усилий. Что это вам дает? сказал Спартак Ласточкин.
- Севка, давай на скотный!
"Волга", ныряя на дорожных ухабах, резво выкатила в поле. За оврагом, на пологом взъеме, в строгом порядке потянулись вдоль села коровники, телятники, свинарники... дворы, дворы. Каменные фундаменты, бревенчатые стены, рифленые, серые, как речные плесы, крыши. И конца не видать.
- Это все на кули построено, - сказал Николай Иванович.
- На рогожи? - удивилась девица.
- Да, на рогожи. Только за прошлый год мы продали этих кулей на двести тысяч рублей.
- А кто же их покупает?
- Те, кто рыбу ловит. Все! От Белого моря до острова Сахалина.
- Невероятно! - воскликнул Спартак Ласточкин. - Везите нас в избу. Покажите, как ткут эти богатства.
- Давай в село! - приказал шоферу Николай Иванович и, обернувшись назад, неожиданно для себя стал откровенничать: - А кредиты не дают нам на покупку мочала. Говорят - неплановое производство. Не положено! Значит, мы вроде бы подпольщики. Просто смех! И агента своего держим в Башкирии. Мочало закупает. И платим выше кооперативных цен. Дерут с нас сколько хотят. И вагоны не дают нам для перевозки сырья. Так мы по праздникам перевозим, когда дорога разгружается. А в заявках на вагоны вместо мочала пишем - зерно. Мочало нельзя. Ни-ни... Непланово!
- Невероятно! - сказал Спартак Ласточкин.
- Невероятно! - подтвердила девица из музея.
Машина остановилась возле крайней избы. На бревнах у завалинки грелся на солнышке сухонький дед с жидкой, землистого цвета бороденкой.
- А вот и ткач, - сказал Николай Иванович, вылезая из машины. - Евсеич, наладь-ка нам свою орудию!
- Это можно. Проходите в избу.
Евсеич пошел впереди, шаркая кирзовыми сапогами. Глядя на его узкую согнутую спину, на его морщинистую сухую шею, Спартак Ласточкин сказал, усмехаясь:
- Чего уж ему ткать! Хорошо хоть, что своим ходом идет.
- Это мои главные кадры. Опора! - ответил Николай Иванович. - У меня триста человек пенсионеров и всего тридцать молодежи.
- Невероятно! - воскликнула девица.
В избе их встретила бойкая старушка с рыхлым, раздавшимся на все лицо носом, в домотканом переднике, перетянутая поперек живота, точно сноп.
- Ай, гости дорогие! И чем мне вас угощать-потчевать? Да и откель же вы такие хорошие будете? Уж и не знаю, куда пристроить вас, - певуче причитала она и хлопала руками по бокам.
- Дед, да чего ж ты рот разинул? Натяни-ка основу поскорее! - крикнула она совсем иным тоном. - Покажи людям свою снасть-то!
- Это мелянок верхний. А вот - нижний, - пояснял Евсеич и подвязывал на веревках две длинных палки. - А посередь берда. Мочалу, значит, натягивает. Которая лучше, на основу идет. А похуже - уток.
Подвесив к потолку свою нехитрую снасть, Евсеич начал набирать из пучка мочало для утка и загонять его билом. Горьковато и пряно запахло липовой свежестью, и в воздух полетели мочальные хлопья.
- Уж как он работал-то! - умилялась хозяйка, глядя на своего старика. Била-то, бывало, ходенем ходила в руках. Глазом не усмотришь.
- Он еще и теперь молодец. Давай, давай! - сказал Николай Иванович.
- Нет уж, хватит... Отдавал свое.
Евсеич повернул вспотевшее острое, птичье лицо, с минуту молча и рассеянно смотрел на гостей, тяжело дыша, будто прислушиваясь к чему-то своему:
- Ноне во сне видел - быдто наро-оду в избу навалило. Думал, отпевать меня станут. А вон что, оказывается. Вы пришли.
- Что у вас болит? - спросил его Ласточкин.
- Нутро, - ответил Евсеич и, помолчав, добавил: - Все нутро болит.
- Он докторов боится, - озорно поглядывая на Евсеича, сказала хозяйка. - Боится, как бы его в больницу не положили.
Читать дальше