Борис Можаев - Мужики и бабы

А хозяин и не глядит на добро. Сели за стол вдвоем с Филиппом Евдокимычем, это муж Царицы, слесарь сормовский, да всю четверть и выпили. Уснул под утро... Стали открывать саквояжи да корзины... Ну, господи благослови! А там, что ни откроют, - одни книги. Да запрещенные! Он всю ячейную библиотеку вывез. Уж эти книги и в баню, и в застрехи, и на чердак... Совали их да прятали от греха подальше.

Так и "улыбнулось" Надежкино учение. На какие шиши учиться-то? Если у самого хозяина за извозчика нечем расплатиться. Да и время ушло - впереди замужество.

Вроде бы и повезло ей с мужем: высокий да кудрявый и в обхождении легкий - не матерится, не пьянствует. Но вот беда - непоседливый. Не успели свадьбу сыграть, укатил на пароходы. И осталась она ни вдова, ни мужняя жена, да еще в чужой семье, многолюдной.

А на свадьбе счастливой была. Свадьбу играли - денег не жалели. Отец быка трехгодовалого зарезал. А Бородины хор певчих нанимали. Служба шла при всем свете - большое паникадило зажигали. Как ударили величальную "Исайя, ликуй", - свечи заморгали. Попов на дом приглашали. От церкви до дома целой процессией шли, что твой крестный ход: впереди священник в ризах с золотым крестом, за ним молодые, над их головами венцы шаферы несут, дьякон сбоку топает с певчими.

- Да ниспошлет господь блаженство человеку домовиту-у-у, провозглашает священник поначалу скороговоркой, а в конец певуче-дребезжащим тенорком.

- А-асподь бла-а-аженство, - ухает басом дьякон, как из колодца, только пар изо рта клубами.

- Че-ло-ве-ку до-мо-ви-ту-у-у, - речитативом подхватывает хор, разливается на всю улицу.

Но священник не дает упасть, замереть последней ноте, и поспешно, наставительно звучит снова его надтреснутый тенорок:

- Иже изыди купно утро наяти делатели в виноград сво-о-ой!

Надежда не понимает, что значит "утро наяти делатели в виноград свой". Но ей хорошо, сердце обмирает от приобщения к какой-то высокой и непостижимой тайне.

А народ валом валит, и за молодыми хвостом тянется, и по сторонам стеной стоит. Надежда ловит быстрый шепот да пересуды:

- Щеки-то, будто свеклой натерты...

- Да у нее веки вроде припухлые. Плакала, что ли?

- Чего плакать? От радости, поди, скулит. Вон какого молодца окрутили!

- Говорят, она колдовского роду... Видишь, прищуркой смотрит...

- Бочажина... Все они из болота, все колдуны...

А уж гуляли-то, гуляли. Три дня дым стоял коромыслом. А на четвертый день собрались опохмелиться; пришла баба Стеня-Колобок, Митрия Бородина жена, про нее говорили: что вдоль, что поперек; и загремела, как таратайка:

- Татьяна! Максим! Наталья! Чего нос повесили? Иль не знаете, что с похмелья делают? Вот вам лекарство! - хлоп на стол бутылку русско-горькой...

Максим поставил вторую:

- Эх, пила девица, кутила, у ней денег не хватило!

И понеслось по второму кругу:

- Зови Ереминых!

- Дядю Петру кликни!

- Евсея не забудьте!

- А Макаревну, Макаревну-то!

- Поехали в Бочаги!

Собрались на пяти подводах. А долго ли? Лошади на дворе стояли. Взяли водки три четверти, два каравая ситного да калачей - к Нуждецким в калашную сбегали да колбасы взяли у Пашки Долбача и понеслись.

Приезжают в Бочаги к Обуховым - целый обоз. Василиса выглянула в окно, так и обомлела:

- Ба-атюшки мои! Чем их поить да угощать?

Она как раз белье стирала после трехдневной гулянки.

- Не горюй, сваха! Не хлопочи! У нас все есть!

Четвертя на стол - грох! Колбасу, калачи ситные... Гору навалили.

Ну, хозяйка свинины нарезала, яичницу сотворила, огурцы, капуста... И давай гулять по второму кругу.

И-эх, прощай, радость, жизнь моя.

Знаю - едешь от меня...

Нам должно с тобой расстаться.

Ой, расстаться навсегда.

Ой, чтой-то сделалось, случилось

Да над тобой, хороший мой?

Глаза серые, веселые

На свет больше не глядят...

Да разуста твои прелестные

Про любовь не говорят...

За столом пели, пели...

- А ну, пошли по селу?!

- Дак четвертый день... Вроде бы неудобно?

- Неудобно днем вору воровать, так он ночью крадет. А мы что, воры, что ли? Пошли!

Вывалили всей кумпанией:

Эх, что кому до нас,

Когда праздник у нас?

Мы зароемся в соломушку

Не найдут нас.

А было это на Седмицу сырную... Масленица! И впрямь праздник. Вот тебе, едут по селу горшечники. Две подводы - полные сани с горшками. А Степанида-Колобок да Макарьевна горшками в Тиханове торговали, оптом скупали их. Ну, им все горшечники знакомые. Вот Степанида подбегает к горшечнику:

- Тимофей, на сколь у тебя горшков-то в повозке?