Вообще в первые дни было много жалоб от подчиненных: жаловались на жизнь, на работу, друг на друга, на жен и даже на погоду. Слушая их, можно было подумать, что съехались они все из райских мест, а почему не уезжают обратно - непостижимо. Сане еще не знаком был сладкий обман воспоминаний людей ленивых и мечтательных, для которых выдуманное счастливое прошлое есть намек на свою значительность. "Были когда-то и мы рысаками". Не догадывалась еще Саня и о том, что жалобой пользуются как замаскированной лестью и доносом.
- Я, как народный депутат сельского Совета, обращаю ваше внимание на исключительно халатное отношение к своим обязанностям буфетчика, его же и завхоза, - говорил Шилохвостов, и Сане казалось, что фразы проходят через его длинный, веретенообразный нос и оттого становятся тоже длинными и какими-то кручеными. - Ведь он что допускает? Он прямо из конюшни, допустим, там лошадь почесав или еще что, с навозом, допустим, повозится, идет в буфет, торгует хлебом, а руки не моет.
- Так почему ж вы ему не скажете? - удивлялась Саня. - Почему не призовете его, как депутат, к порядку?
- С моей стороны предупреждение было, - торопливо заверял Шилохвостов. - С другой стороны, вы, как начальник, обязаны знать все, как говорится, отрицательные недостатки.
Пыталась несколько раз посвятить Саню в свою былую счастливую жизнь кассирша.
- Мы, жены офицеров, любили развлекаться. Бывало, пойдем в магазин, возьмем по сто граммов конфет, этих, потом этих, потом этих...
- Некогда мне про конфеты слушать, - прерывала ее Саня. - Все вы раньше хорошо жили, наслушалась я уж...
И даже Кузьмин пришел с жалобой на Сергункова.
- Он мне за десять стаканов смородины не уплатил по полтора рубля за стакан. Вот тут записано, - и Кузьмич подал Сане четвертушку тетрадного листа. - Так что вы у него из пенсии вычислите.
И этому тоже мало...
- Хорошо, - сказала Саня. - Я передам вашу жалобу в суд.
Кузьмич подозрительно покосился на Саню и забрал расписку.
Саня не любила и не понимала жалоб. Ее крутой и горячей натуре чужды были покорность и унижение жалобщиков. "Видишь чего не так - сам исправляй. Я отучу их от этой слезной привычки. Я им здесь все переверну. Во-первых, радио надо провести, во-вторых, осветить нужно станцию. Эх, вокзал бы построить новый! А главное, надо чего-то сделать такое, чтобы они все ходили на цыпочках от радости".
Она была похожа на молодого орленка, поднявшегося впервые высоко над степью: его пьянит необъятный простор, он бросается грудью на сильный встречный ветер, и откуда ему знать, что порывистый степной ветер может поломать неокрепшее и неумело поставленное против ветра крыло...
Первое столкновение произошло у Сани с кассиршей. В ту ночь заболела жена у Крахмалюка. Он прибежал к Настасье Павловне в калошах на босу ногу и, чуть не плача, причитал в потемках:
- Помогите мне, помогите! Рива помирает... Всякую чепуху несет. Ребенки плачут.
- Да что ж ты нюни-то распустил! - грубовато оборвала его Настасья Павловна. - Эх ты, мужик! Лошадь запрягай, за доктором в Звонарево ехать надо.
Крахмалюк, словно спохватившись, взял калоши в руки и опрометью бросился во двор.
- Да куда ты босой-то? Простудишься! - крикнула вслед ему Настасья Павловна, но, не остановив его, только махнула рукой. - Вот непутевый.
Саня быстро оделась и вместе с Настасьей Павловной пошла к Крахмалюку.
В небольшой комнате лежала на кровати под каким-то серым одеялом Рива. Лежала в платье, прямо на ватном матраце.
Это была молодая, цветущая женщина, с полными, рыхлыми щеками и густыми свалявшимися волосами. Она тихо и ровно стонала, закрыв глаза. Возле кровати на полу сидели два малыша, грязные, без штанов, в коротких рубашонках и кричали один другого пронзительней.
- Вот тебе и женихи! - воскликнула Настасья Павловна, беря их на руки. - Да кто же вас обидел-то? Кошка? Где кошка? Вот я ей задам сейчас...
В сумраке, еле-еле разгоняемом висячей лампой, Настасья Павловна быстро нашла детскую одежонку, не переставая ругать обидчицу кошку, одела мальчуганов и унесла их к себе. Саня осталась возле больной.
- Что у вас болит? - спросила она, наклоняясь к Риве.
- Вся... вся болю, - с трудом отвечала та в краткие паузы между стонами.
Крахмалюк привез докторшу. Молодая широкоплечая женщина резким движением сбросила с Ривы одеяло и, пощупав живот, сказала баском:
- С утренним поездом больную отправить в город, в клинику.
- А как же с билетами? - спросил Крахмалюк у Сани.
Читать дальше