Владимир Набоков - Полное собрание стихотворений

и опрокинется над бездной ураган.

Серебряные льды, и перламутр, и пламя,

коричневую мель у берегов гнилых,

где змеи тяжкие, едомые клопами,

с деревьев падают смолистых и кривых.

Я б детям показал огнистые созданья

морские,- золотых, певучих этих рыб.

Прелестной пеною цвели мои блужданья,

мне ветер придавал волшебных крыл изгиб.

Меж полюсов и зон устав бродить без цели,

порой качался я нежнее. Подходил

рой теневых цветов, присоски их желтели,

и я как женщина молящаяся был,

пока, на палубе колыша нечистоты,

золотоглазых птиц, их клики, кутерьму,

я плыл, и сквозь меня, сквозь хрупкие пролеты,

дремотно пятился утопленник во тьму.

Но я, затерянный в кудрях травы летейской,

я, бурей брошенный в эфир глухонемой,

шатун, чьей скорлупы ни парусник ганзейский,

ни зоркий монитор не сыщет под водой,

я, вольный и живой, дымно-лиловым мраком

пробивший небеса, кирпичную их высь,

где б высмотрел поэт все, до чего он лаком,

лазури лишаи и солнечную слизь,

я, дикою доской в трескучих пятнах ярких

бежавший средь морских изогнутых коньков,

когда дубинами крушило солнце арки

ультрамариновых июльских облаков,

я, трепетавший так, когда был слышен топот

Мальстромов вдалеке и Бегемотов бег,

паломник в синеве недвижной,- о, Европа,

твой древний парапет запомнил я навек!

Я видел звездные архипелаги! Земли,

приветные пловцу, и небеса, как бред.

Не там ли, в глубине, в изгнании ты дремлешь,

о, стая райских птиц, о, мощь грядущих лет?

Но, право ж, нету слез. Так безнадежны зори,

так солнце солоно, так тягостна луна.

Любовью горькою меня раздуло море...

Пусть лопнет остов мой! Бери меня, волна!

Из европейских вод мне сладостна была бы

та лужа черная, где детская рука,

средь грустных сумерек, челнок пускает слабый,

напоминающий сквозного мотылька.

О, волны, не могу, исполненный истомы,

пересекать волну купеческих судов,

победно проходить среди знамен и грома

и проплывать вблизи ужасных глаз мостов.

<1928>

Иоганн Вольфганг Гете. Посвящение к "Фаусту"

Вы снова близко, реющие тени.

Мой смутный взор уже вас видел раз.

Хочу ль теперь безумия видений?

Запечатлеть попробую ли вас?

Теснитесь вы! Средь дымных испарений

да будет так! - вы явитесь сейчас;

по-юному мне сердце потрясает

туман чудес, что вас сопровождает.

Отрада в вас мне чудится былая,

а тень встает родная не одна,

встает любовь и дружба молодая,

как полузвук, преданье, старина,

и снова - боль, и жалуясь, блуждая

по лабиринту жизненного сна,

зову я милых, счастием жестоко

обмеренных, исчезнувших до срока.

Те, для кого я пел первоначально,

не слышат песен нынешних моих,

ушли друзья, и замер отзвук дальний

их первого привета. Для чужих,

неведомых, звучит мой стих печальный,

боюсь я даже одобренья их,

а верные мне души, если живы,

скитаются в изгнанье сиротливо.

По истовом и тихом царстве духа

во мне тоска забытая зажглась,

трепещет песнь, неясная для слуха,

как по струнам эоловым струясь,

и плачу я, и ужасаюсь глухо,

в суровом сердце нежность разлилась;

все настоящее вдали пропало,

а прошлое действительностью стало.

<1932>

x x x

* Предисловие Веры Набоковой к книге: Владимир Набоков. Стихи. Ардис, Анн Арбор, 1979.

Предисловие

Этот сборник - почти полное собрание стихов, написанных Владимиром Набоковым. Не вошли в него только, во-первых, совсем ранние произведения, во-вторых такие, которые по форме и содержанию слишком похожи на другие и, в третьих, такие, в которых он находил формальные недостатки. Отбор был сделан самим автором. Он собирался сделать еще один, более строгий смотр, но не успел.

Теперь, посылая этот сборник в печать, хочу обратить внимание читателя на главную тему Набокова. Она, кажется, не была никем отмечена, а между тем ею пропитано все, что он писал; она, как некий водяной знак, символизирует все его творчество. Я говорю о "потусторонности", как он сам ее назвал в своем последнем стихотворении "Влюбленность". Тема эта намечается уже в в таких ранних произведениях Набокова, как "Еще безмолвствую и крепну я в тиши...", просвечивает в "Как я люблю тебя" ("...и в вечное пройти украдкою насквозь"), в "Вечере на пустыре" ("...оттого что закрыто неплотно, и уже невозможно отнять..."), и во многих других его произведениях. Но ближе всего он к ней подошел в стихотворении "Слава", где он определил ее совершенно откровенно как тайну, которую носит в душе и выдать которую не должен и не может.