Юрий Нагибин - Бабье царство

- Почем ты знаешь?.. Да нет, в них все чин чинарем. Шестнадцать камней. Это только название такое, потому облегченный механизм.

- Дядя Жан, катись-ка ты отсюда, не то тетке Марине скажу.

- Тоже мне невинность! - разозлился Жан и, наподдав сапогом Химкины тапочки, пошел восвояси...

...На колхозном базу конюх проваживает Эмира, чудо-жеребца чистейших орловских статей. Надежда Петровна любуется дивным конем, словно выточенным из цельной черной кости. Эмир дышит из ноздрей сухим жаром, скашивая на председательницу диковатый, настороженный зрак.

- Рацион строго соблюдаешь? - спрашивает конюха Петровна.

- Обижаешь, Петровна! Я, бывает, сам не пожру, но Эмир у меня завсегда обухожен.

Петровна хотела еше что-то спросить, но тут внимание ее было властно отвлечено. К базу подходил глубокий овраг, густо заросший травой и полевыми цветами: ромашкой, резедой, колокольчиками. По отлогой пади оврага ползал Софьин муж Василий и собирал цветы. Петровна устремилась к оврагу.

- Ты что, Василий? - крикнула Петровна. - На подножные корма перешел?

Василий не ответил, только спрятал за спину букет. Надежда Петровна приблизилась к нему.

- Никак сударушку завел? Так Софье и передам.

- Для нее и рву, - буркнул.

Чувствуется, что Надежду Петровну прямо-таки разрывает от смеха, но она сладила с собой и - сочувственно:

- Нешто она к вам охладела? Давайте я вам букетик составлю, а то у вас между цветами лошадиный клевер торчит.

Обалдев от срама, Василий сунул ей букет. Петровна быстро подобрала его по цветам, сорняк повыдернула.

- Может, вам с гитарой у ней под окнами посидеть? Женское сердце на музыку падкое. Да и детишкам вашим будет занятно.

- Хватит насмешничать...

- А я не насмешничаю. Я к тому, что травка тебе не поможет. Вспомни лучше, каким ты раньше плугарем был, каким чертом был на работе. Тем и взял ты Софьино сердце.

Василий не отличался особой сообразительностью, но тут его осенило:

- Так это ты, значит, бабу с панталыку сбила?

И сжал букет, как топор, вот-вот ахнет Петровну по голове. Но и та зашлась, ей сейчас все нипочем.

- Нишкни, лодырь! На твою бабу молиться надо. Она по шестнадцать часов робила, траву жрала, чтоб детей твоих сохранить. Ангел она, а не баба. А ты ряшку разлопал, а робишь, будто поденный. Ей бы гнать тебя в шею, Аника-воин!.. - размахивая кулаками перед самым носом Василия, орала разбушевавшаяся председательница...

- Ну-ну, ты полегше... - отступая, бормотал Василий...

...По улице идут Якушев и Надежда Петровна. Якушев громко, заразительно смеется.

- Неужто помогло? - спрашивает он сквозь смех.

- А как же!.. Конечно, не то помогло, что почти в смех задумано, совесть в мужиках заговорила.

- Знаете, Надежда Петровна, - закуривая, сказал Якушев, - а ваш метод уже известен в истории. Была такая древнегреческая дама Лисистрата. И она предложила своим согражданкам объявить любовный бойкот мужьям, если они не перестанут воевать.

- Когда это было? - остро спросила Надежда Петровна.

- Да более двух тысяч лет назад.

- Во-на!.. И помогло?

- Еще как!

Надежда Петровна чуть задумалась, потом сказала с торжеством:

- И ничего похожего!.. У них - война, а у нас - мирный труд. Совсем, значит, наоборот... А все ж ки эта твоя, как ее?.. Лизасрата - умная баба! Я бы ее к нам в правление взяла.

Мимо проходит Жан, небрежно здоровается и подымается на крыльцо сельмага.

Сельмаг. Заведующий в грязном фартуке меланхолически озирает полки, тесно заставленные бутылками и дорогими папиросами. Берет пачку "Казбека", раскрывает ее, нюхает.

- Так и есть - заплесневели, - уныло говорит он. Жан кидает на прилавок мелочь.

- Спички!

Завмаг с понурым видом кладет перед ним пачку спичек. Жан пытается прикурить, спички шипят и гаснут.

- Отсырели, не горят.

- Зато мы горим, - тяжело вздохнул завмаг, - горим, как шведы под Полтавой.

Жан окинул взглядом магазин и понимающе присвистнул.

- Подорвали бабы нашу коммерцию. Слушайте, товарищ Жан, а вы не возьмете назад свои часики? Шестнадцать камней.

- Не дешевись! - презрительно сказал Жан. - Еще не вечер. - Он наклонился к завмагу. - Ты что, твердо решил сгноить весь табачок?

- А что с ним делать? Не берут.

- Что делать? Ребята, инвалиды войны, герои, мучаются, где бы раздобыть папирос для штучной продажи, а он тут дерьмо в слезе размешивает! Да в Судже, в Рыльске, в Льгове, в самом Курске твою плесень с. руками оторвут!

- Так ведь туда ехать надо, а на кого я магазин брошу?