Александр Найденов - Облом

Александр Найденов

Облом

повесть

1.

Старичок Иван Афанасьевич Артюк, тот самый, кто много уже лет пребывал в общественной должности писаря городского Комитета ветеранов Отечественной войны, однажды днем сидел в помещении Комитета, уперев локоть о крышку стола, щекою утвердившись на ладони этой руки и, пригорюнясь, смотрел в окно. Там был виден мотаемый сильным апрельским ветром реденький куст сирени, который то пригибался на сторону, за косяк и пропадал с глаз, то, вспружинив, распрямлялся и опять раскачивался в окне, царапая голыми обломанными ветвями по комитетскому грязному стеклу.

- Сильнейший какой ветер сегодня,- мысленно разговаривал сам с собою Иван Афанасьевич,- должно быть, погода сменится наконец... надует к нам тепло... да... земля запреет... в апреле земля преет... Позавчера что объявляли по телевизору, а? сколько градусов в Москве? Я не помню. Ведь всегда получается так: какая у них, в Москве, там погода, такую же принесет через сутки и к нам. Это особенность такая у климата на Урале... Кустик-то, кустик как крутит - ой!.. весь исхлестался, сердечный... Чахленький, отрасти ему не дают. Ему нужно бы вовсю цвести каждое лето, пчелок подманивать к себе, мошек,- только где там: люди же рассудят опять по-своему: едва на нем кисти назреют - разломают его весь на букеты... Куст в это время хлестанул снова по окну и Иван Афанасьевич обратил внимание на кончик ветки, болтающийся на обрывке коры.

- Ветки-то вывернуты как пальцы. Правильно говорят это... как пальцы сломанные.

Ивану Афанасьевичу была свойственна некоторая излишняя чувствительность - теперь он представил себе вдруг так ясно, как могло быть больно сирени, у которой надламывали ветки, как пальцы,- что ощутил нылую боль в своих собственных пальцах, приподнял голову от руки, нижнюю губу притянул к верхней, отчего обе губы его выпятились,- и, не упуская взглядом куста, сочувственно покачал ему головой. Фраза о том, что у деревьев изламываются ветки как пальцы принадлежала писателю Льву Николаевичу Толстому, в чьем романе "Война и мир" Артюк ее увидал.

Иван Афанасьевич Артюк сегодня был очень растроен и растроен он был с начала этого года уже второй раз. Как всякий благоразумный, тихий и незлобливый человек, Иван Афанасьевич раздражался на что-нибудь весьма редко. Однако, по мирным своим наклонностям, не имея возможности выплеснуть вон из себя свои отрицательные эмоции, сорвав на ком-нибудь душу, Иван Афанасьевич вынужден был носить их подолгу в груди. Но и тогда дурное расположение духа Ивана Афанасьевича не выражалось никак иначе, как тем только, что он становился еще более нежели всегда молчалив, задумчив, вздыхал, ходил понурившись, опустив глаза долу; если его останавливал в это время с разговорами кто-нибудь из знакомых,- на вопросы отвечал неохотно, односложно, в полголоса, и лишь изредка печально взглядывал на знакомого искоса, поверх своих толстых очков.

В первый раз в этом году Иван Афанасьевич растраивался еще зимою именно из-за этого самого романа "Война и мир". Так случилось, что зимой Ивану Афанасьевичу прискучило сидеть каждый вечер вместе с женою, просматривая телевизионные сериалы и он попросил внучку свою, десятиклассницу, ему принести из дома почитать какую-нибудь хорошую книгу. Книгой, которую принесла почитать ему внучка и оказалась эта "Война и мир". Получив роман, Иван Афанасьевич под вечер уединился на кухне, протер очки и поднял обеими руками книгу к глазам. Он внимательно прочитал, в такт читаемому тексту медленно шевеля губами, имя и фамилию автора и название произведения, потом положил книгу перед собою на стол, отогнул корочку и обнаружил за нею желтый, весь украшенный мелким коричневым узором плотный лист. Удостоверившись, что ничего на нем не написано, Артюк послюнявил два пальца и перевернул его. За ним оказалась уже белая страница - не плотная, а обычная, тонкая, лишь с одной надписью, сделанной наверху ее, которая опять сообщала фамилию автора и название романа. Иван Афанасьевич прочитал ее и хмыкнул. Он перевернул и этот листок и увидел две белые, почти пустые страницы, по центру левой из них был нарисован в овале поясной портрет очень бородатого пожилого мужчины с кривыми морщинами на лбу; бородач стоял на портрете скособочась, скрестив руки, ладонь одной руки сунув под мышку, а другою ладонью обхватив эту засунутую руку повыше локтя. На правой странице - хотя шрифтом и покрупнее предыдущего,- но в третий раз уже извещалась все та же знаменитая фамилия автора и все те же слова: "Война и мир", да еще было добавлено: тома 1 и 2, и фраза: Москва, "Советская Россия", 1991 год,- вот и все.