неизвестен Автор - Раиса, Памяти Раисы Максимовной Горбачевой

Я всячески помогал Раисе Максимовне в налаживании работы этого Клуба, он быстро набирал силу, встретил поддержку и отклик, особенно среди женщин. Я считал, что эта важная инициатива, как и другие подобные инициативы, должна содействовать повышению роли женщин в жизни нашего общества, ибо недостаток этой роли мы ощущаем везде и от этого несем большие потери.

Я очень признателен членам Клуба за то, что они уже после кончины Раисы Максимовны собрались на заседание, почтили ее память, решили продолжить работу "Клуба Раисы Максимовны" и избрали президентом Клуба дочь Ирину.

Мне трудно читать эту книгу. Я думаю, читатель меня поймет. Но я надеюсь, дорогие читатели, что вам эта книга сослужит добрую службу, побудит вас к новым размышлениям о нашей жизни. За такими размышлениями часто следуют важные инициативы и поступки. А без этого не состоится будущее, на которое мы рассчитываем и для себя, и для своих детей.

I

"Я решилась сама рассказать

о себе"

Раиса ГОРБАЧЕВА

"Я надеюсь..."

(ФРАГМЕНТЫ ИЗ КНИГИ)

Приглашение к беседам

Несколько дней назад получил неожиданное предложение стать собеседником в книге, во многом биографического характера. Сегодня меня пригласили в загородную резиденцию Президента. Дорога оказалась не такой уж длинной...

Сразу от ворот машина плавно идет по кругу, огибая великолепный, не густой, а, как говорят у нас, в России, "светлый" участок леса, скорее всего, когда-то, в незапамятные времена высаженный вручную... Между стволами просвечивает желтый двухэтажный компактный особняк, напоминающий общим абрисом усадебный дом конца прошлого века. "Волга" тормозит, я выбираюсь на волю и вижу перед собой в проеме широких, двустворчатых, остекленных дверей Раису Максимовну Горбачеву...

"Здравствуйте", - протягивает с порога - лодочкой - ладонь.

Взгляд карий, внимательный, приветливый.

Холл, никакой вычурности, пожалуй, даже чересчур функциональный... По довольно крутой и безупречно чистой лестнице поднимаемся на второй этаж. Несколько рамок висят над лестницей на стене. Хозяйка показывает на одну из них:

- Как Вам нравится эта сова? Люди шлют на память то, что могут, что умеют делать, особенно дети. Сову тоже прислали. Я попросила повесить ее здесь. Сова, мне кажется, олицетворяет покой и мудрость. Не так ли?

Не знаю, как насчет мудрости, но сова на стене - добродушная и совсем не серая. Сразу видно, что, рисуя ее, маленький человек использовал все без исключения краски, что оказались у него под руками.

Мы вошли в библиотеку, а затем в кабинет Президента.

Кабинет оказался значительно меньше, чем можно было бы предположить. Обычная комната, только красиво обшитая деревом. Две вещи мне сразу, с порога, бросились в глаза: красный, пожарного цвета телефон необычной формы под прозрачным колпаком и увеличенная фотография в раме, стоящая в проеме книжных стеллажей...

На увеличенной фотографии человек с хорошей, как после долгих и тяжких трудов, улыбкой и взмокшим поредевшим чубом. Выгоревшая-выгоревшая - даже на черно-белой карточке это замечательно видно - гимнастерка с расстегнутым воротом. Череда орденов, медалей на широкой груди. Солдат на карточке, что называется, бывалый. Видно, что ему уже не двадцать лет. Из тех коренников, что и войну, и послевоенную жизнь тянули, как воз. Судя по всему, фотография сделана сразу после войны.

Красный аппарат и увеличенное фото смотрят друг на друга. Когда Президент сидит в кресле за письменным столом, то они с его отцом, уже, к сожалению, покойным, тоже, вероятно, встречаются взглядами.

Книги - снизу доверху за стеклянными дверцами шкафов библиотеки и кабинета. Прекрасные фолианты по русской истории: Соловьев, Карамзин, Ключевский...

Окна, занавешенные красиво ниспадающим тюлем. Заметив мой взгляд, хозяйка отодвигает край занавески. В некотором отдалении от окна, уже наполовину размытые сумерками, видны силуэты деревьев. Сад?

- Сад... 10 марта 1985 года... умер Константин Устинович Черненко. В десять часов вечера состоялось экстренное заседание Политбюро. Михаил Сергеевич вернулся домой, а мы тогда были на даче за городом, очень поздно. Вышли в сад. Было что-то давящее в глухой, еще не тронутой весною ночи. За три года - третья смерть. Смерть трех генсеков подряд, трех руководителей страны. Михаил Сергеевич был очень уставшим. Сначала молчал. Потом говорит: "Завтра Пленум. Может стать вопрос о том, чтобы я возглавил партию". Для меня такой разговор был неожиданностью. В какой-то степени - потрясением. Больше того. Я поняла, что это неожиданность и для мужа. Никаких разговоров на эту тему у нас раньше никогда не было.