Алексей Недосекин: Чаепитие у Прекрасной Дамы

Перемена освещения.

СЕДОК. Мы попали в странную историю. Она не при нас началась, и не нам суждено ее закончить. Она, эта история, как бы скользит у нас поверх голов. А нам виден только луч от светового пистолета. Если нам обрежут веревочки, за которые надо дергать, мы умрем. Но, если этого не сделать, мы будем гнить заживо. Мы будем бормотать себе под нос, и это не будет иметь ни малейшего значения.

Что-то происходит очень важное, но не с нами. Нас это касается постольку поскольку. Мы как бы законсервированы на случай войны, а о самой войне нам сообщат по радио. Жизнь накрылась Клубным тазом. Персонажи здесь не бытуют, а отрабатывают некую от века начисленную задолженность. Неизвестно, кто выписал штраф (возможно, это был Шива). Неизвестно, за что мы наказаны. У каждого из нас в душе есть маленькая точечка. Если в нее попасть булавкой, то будет очень больно. Обычно нас время от времени туда покалывают, чтобы выяснить, живы мы еще или нет, платежеспособны ли мы.

Наш долг Шиве растет. А проценты по этому долгу уплачиваются нами чисто механически. Чем дальше, тем больше мы напоминаем друг другу машинки для счета денег.

Вот пусть другой из нас один, послуживший материальной основой для моего персонажа, взял у Иринии два рубля на такси до вокзала и не отдал. Этот долг его заботит, тем более что он извел из дома последние деньги. Вот ведь кто распоследний-то Седок. А я тогда кто после этого? И обязан ли я Иринии два рубля, если их взял у нее какой-нибудь другой Седок? И если сей Седок отнял у вышеупомянутой Иринии помимо тех пресловутых двух несчастных рублей еще и здоровье, и надежду, должен ли я вернуть вышеозначенной Иринии и здоровье, и надежду, или напротив, по факту невозможности вернуть ничего подобного, должен ли я в форме компенсации за ущерб сам утерять и деньги, и здоровье, и надежду? Этого нельзя понять так сразу.

И такой еще практический вопрос, на который никогда нет

вразумительного ответа. Голос в трубке Иринии, если она плачет в спальной, а я сижу на чемоданах у привокзального киоска - это кто?

У Драматурга нашей пьесы, похоже, появились проблемы. Один из персонажей разболтался. Это про моего персонажа было сказано древ ними: вроде, целился в ворону, а попал, кажись, в корову.

Грохот за сценой. Перемена освещения.

СЕДОК. Ну вот и Ириния родная. Пора бежать. И не хочется с ней разго варивать, а все ж придется. Пересижу грозу в кулисах. Смотреть на Ири нию не стану, иначе обращусь в соляной столп.

Завершив свое рассмотрение, спешит в левую кулису,

поближе к своим чемоданам. Опять грохот, сменяемый

музыкой. Это музыка Иринии, понятное дело. На заднем

плане Клуба вырастает гигантское дерево. Из правой

кулисы выбегает Ириния. В танце она носится вокруг

дерева и трясет его, аки Брунгильда и ясень Иггдра

силь. С ясеня облетают груши (потому что ясень

клубный).

ИРИНИЯ. Ухтитошненько. Запыхалась я совсем. Но подлец, очевидно,

неподалеку. Я могу звать его или читать текст. Как будем?

Получает установку из-за кулис и продолжает:

ИРИНИЯ. Тогда я текст:

Ужасен день, когда его я встретила!

Молилась в храме, чувствуя недоброе,

Но не смогла подумать даже в страшном сне,

Что я змею голубила гадючую!

И вымолвить ужасно, зреть ужаснее,

Что гонит жрицу вон из дома божьего!

Хочу крепиться - ноги отымаются!!

Перевод с древнегреческого, между прочим.

Пауза.

ИРИНИЯ. Вот гадость какая. А называется - Клуб. Приют для врагов народа. Ну ты где там? ГОЛОС СЕДОКА (усиленный при помощи микрофона). Я сокрыт от тебя в левых кулисах. ИРИНИЯ. Очень красиво. Тебе, наверное, стыдно глаза-то показать народу. ГОЛОС СЕДОКА. Да уж. ИРИНИЯ. Бесстыжий. Только я бдительность потеряла, - сразу потянулся к этой своей сучке, к бляди к этой, к своей этой прошмандовке! ГОЛОС СЕДОКА. Не смей ее так называть! Ты ее не стоишь! ИРИНИЯ. Фу ты ну ты. Плевать мне на нее три раза! Сучка не за хочет - кобель не вскочит. А ведь предупреждал меня дядя Мафилькин, только я молодая глупая была. ГОЛОС СЕДОКА. Ох. Надо было мне с тобою раньше разойтись по-хорошему. Не успел я. Молодой был глупый. И не тебе мешать мне испытывать возвышенные чувства! ИРИНИЯ. Не всякой бочке ты затычка, вот что я тебе скажу. С Клуба-то тебя погонят, это уж как пить дать. Пусть все товарищи из Облиспол кома, они здесь присутствуют в зале, будут свидетели. ГОЛОС СЕДОКА. Дай ты людям культурно отдохнуть после трудового будня. ГОЛОС ИЗ ЗАЛА. Правда что, гражданка, вы со своим мужем лучше бы шли ругались дома, а не на спектакле. ИРИНИЯ (на голос). А пять лет совместной жизни псу под хвост - это как? Я ж его еле отмыла после всех этих сраных Чаепитий! Он же мне слово дал, а я ему поверила. Вы посмотрите, ему даже стыдно из кулис нос высунуть. А теперь опять начинается: тра-ля-ля над рекой то поля, не могу без тебя, ты ушла навсегда и так дак далее. Нет, Седок, с меня хватит. Пусть тобою Управление занимается. А чтоб тебе служба медом не казалась, я напоследок стишок тебе прочту. ГОЛОС СЕДОКА. А давай свой стишок. Заценим. ИРИНИЯ (декламирует)