Леонид Нетребо - Горький виноград

п. "Беговат", 60 дворов". Последний населенный пункт перед горами. За рекой начинаются предгорья, где убежать - плевое дело, а догонять, следовательно, - пустая трата сил. Свелодуб посмотрел в ту сторону, откуда уже должен был появиться всю дорогу отстававший версты на три обоз. Таща обоз и пушку в нем, он, однако, надеялся, что удастся реализовать наилучший вариант: покончить с басмачами быстро - у реки, когда те начнут переправляться. Предполагалось, что как только басмачи начнут входить в воду, добрым наметом сократить расстояние, на ходу разойтись, для психического подавления противника, в лаву, - здесь уже пулемет не страшен, - затем разделиться на три крупные части, налететь по центру и с флангов, шашки наголо, "сухопутных" порубать, отплывающих "перецеловать" из винтовок. Но едва стало ясно, что банда движется не прямо к реке, а на кишлак, Свелодуб понял, что лучший план его не удался.

Свелодуб знал, что басмачи, войдя в кишлак перед самой ночью, уже, почитай, спаслись. До рассвета уйдут, факт. Штурмовать в навал - без толку положить сотню, просто отпустить банду без боя - не сносить ему, Свелодубу, головы. Инспекция из Ташкента с уполномоченным командарма, согласно плана штаба, будет здесь уже завтра утром. Последние месяцы особенно жестко контролировались операции по недопущению перехода банд в горы, к приграничным районам Советской республики. Свелодуб приказал устанавливать орудие на старом оползшем кургане, в центре кишлачного кладбища. Для очистки совести, велел выехать вперед, так, чтобы басмачи могли хорошо видеть, красноармейцу с поднятым на винтовочном штыке парламентерским флагом. В ответ хрустнуло несколько выстрелов. Понятно. Всех готовы к Аллаху с собой забрать, лишь бы не сдаваться. Ну да наше дело предложить.

Свелодуб видел, как во дворах и кое-где между домами-кибитками суетятся мирные жители. Ясно разглядел женщину с заломленными за голову руками, окруженную кучей ребятишек. Заскрипел зубами, опустил бинокль, обернулся. Увидел, как взводные со старшим артиллеристом рисуют на песке и прикидывают на местности схему "распашки" н.п., сорвал бинокль с шеи, забросил в притороченную к седлу сумку.

Кишлак горел. Ночь была безветренной, поэтому каждый дом горел отдельно. Дым, вместе с криком людей, мычаньем скотины, треском горящего дерева и камыша, столбами поднимался в гигантскую черную косу, которая, длинно изогнувшись, медленно струилась в сторону Памира. Как только взрывы ушли, переместились на другую окраину кишлака, Юсуф похоронил жену с грудным ребенком. Старший сын-подросток кетменем удлинил яму от снаряда в центре двора, еще дымящую. Быстро помолившись, они опустили туда завернутые в одеяло тела. Земли вокруг воронки почти не было, и они заложили могилу сырыми саманными валками, забросали влажной пахсой. Обстрел начался на закате. А после того, как окончательно стемнело, сарбазы небольшими группами, вместе с подкормленными и слегка отдохнувшими лошадьми, стали покидать кишлак. Буденновцы, предполагая нормальное форсирование реки отступающим противником, периодически, от пяти один, давали выстрел из пушки не по "н.п.", а по другому берегу Сыр-дарьи, почти напротив кишлака, с поправкой на течение. Пулеметы непрерывно прострачивали едва видимую воду от берега до берега. Но сарбазы входили в реку лишь на две сажени от края земли, до начала глубокого места в русле, чтобы лошади, полностью погруженные в воду, могли вести себя спокойно, затем замирали, просто держась на плаву, течение медленно проносило людей и животных, скрытых теменью, дымом и пылью, за тугаями вдоль берега, мимо всего кишлака, за его западные пределы. Только проплыв так еще версту, они начинали двигаться к другому берегу и выходили на сушу в большой дали от разрывавшихся снарядов и пуль.

Потерявший при орудийном обстреле и на переправе около десятка своих воинов, отряд бухарцев, вместе с новыми попутчиками, весь остаток ночи продвигался предгорными тропами на юго-запад и к рассвету достиг подножья гор. Здесь, впервые за много суток, они спокойно совершили первую дневную молитву, послерассветный намаз-бадмат. Дальше их путь лежал через перевал в труднодоступное Шахристанское ущелье.

Вместе с отрядом, босой, с разбитыми в кровь ногами, неся на руках маленькую девочку, шел Юсуф. Он, спасая сына и дочь, как и несколько других жителей кишлака, в основном неженатых юношей, которых буденновцы могли принять за басмачей, переправился с сарбазами на другой берег, в надежде достигнуть горного селения Ура-тюбе, где жили таджикские родственники его покойной жены. Сын исчез на переправе, что с ним стало, Юсуф не знал. Дочка простыла от холодной воды и мокрой одежды, беспрестанно кашляла, отрывая горячую стриженную головку от отцовской груди.

Читать дальше