Семен Подъячев - Забытые

— Ты что ж там — телиться, что ли, задумал? — раздается опять сердитый голос.

— Сичас… успеешь! — отзывается Иван Захарыч и, торопливо набрав небольшую охапку тонких осиновых дров, несет домой и бросает их около печки на пол.

— Мало, — говорит жена, — чего тут… Похлебку не сварить, неси еще!..

— Дровишек-то у нас, Хима, маловато… — говорит Иван Захарыч. — Спаси бог, такая погода долго простоит: дороги-то следу нет… на рынок мужики не возят… Где взять-то?

— А мне хоть роди, да давай! — говорит жена. — Я без дров сидеть не намерена… На водку находишь — и дров найдешь…

Иван Захарыч слушает ее и со злостью Думает: «Харкнуть бы вот тебе, сукиной дочери, в харю твою чортову… Тилиснуть бы тебя, как следует, разок, чтобы кишки наружу полезли, да и бросить замест стервы волкам на приваду…»

Но это он только думает, а на самом деле виновато и робко говорит:

— Да я так только… Конечно, без дров не будем… не топя сидеть нельзя… Сичас я принесу… прибавлю на подкидку… А вода-то у тебя, Хима, есть? А то я схожу, принесу…

Жена взглядывает на него сбоку и, кривя тонкие губы в ядовито-злобную усмешку, говорит, покачивая головой:

— Уж и хитер ты, уж и хитер ты, мошенник…

— Хима! — говорит Иван Захарыч, стоически вынося ее взгляд. — Будь я, анафема, проклят, коли что… ей-богу. Провалиться мне вот на самом на этом месте…

— Да ну тебя к чорту!.. Неси дров-то… Ох, наказал меня господь тобой… Не миновать мне суму носить… пьянчуга ты чортова!.. Всю ты кровь из меня выпил… На что я стала похожа?.. Заел ты мою жизнь… заел, сволочь ты эдакая, заел…

Она принимается плакать… Иван Захарыч, торопливо нахлобучив картуз, скрывается за дверь…

Иван Захарыч женился, «вошел в дом», лет пятнадцать тому назад. Женился он из расчету и, можно сказать, поневоле: ему некуда было деться.

Девица, которую он осчастливил законным браком, теперешняя жена, была лет на шесть старше его и до того «уматерела», до того озлобилась и до того была нехороша, что, несмотря на всевозможные соблазны приданого в виде дома, огорода, ни один жених не решался сделать ее подругой жизни.

Проживала она тогда в этом же самом домишке, где и сейчас, со своим «тятинькой», которому было лет под семьдесят и который делать ничего уже не мог, а только лежал зимой на лежанке, а летом в огороде на солнцепеке и разговаривал сам с собой, вспоминая старину. Хима обращалась с ним жестоко. Ее «чортов карактер» доводил нередко почтенного старца до того, что он забывал свой почтенный возраст, принимался браниться, на чем свет стоит, и, прихрамывая на левую ногу, уходил к соседу сапожнику, забулдыге и насмешнику, жаловаться на свою дочку:

— Моя окаянная плоть-то, — говорил он, — сжевала всего… До чего дожил… а?.. Вот они, детки-то, а?

— А ты бы ее, — говорил, смеясь, веселый сапожник, продергивая обеими руками дратву и искоса глядя на старика плутовскими глазами, — чмокнул бы ее чем ни попадя… окрестил бы…

— Где уж мне!

— Замуж бы отдавал, чего бережешь… В солку, что ли, готовишь?..

— А какой ее чорт, прости ты меня, господи, на старости лет… возьмет с ее карактером… тьфу!..

Была у Химы и мать, которая, к счастью, умерла, не доживя до такой глубокой старости, как отец. Хима довела ее до того, что покойница ходила, бывало, с широко открытыми перепуганными глазами, шепча про себя: «Господи Иисусе Христе, господи Иисусе Христе, да что ж это такое?.. Господи Иисусе Христе!..»

Был у Химы также «братец», которого все почему-то звали не Иваном, как это обыкновенно водится, а «Иванушкой».

Этот «Иванушка» пил запоём и в пьяном виде «творил чудеса». «Выпимши», он превращался в совершеннейшего зверя, похожего на гориллу. Все перед ним трепетало и молчало. Сердить его было опасно, так как он схватывал, что ни подвертывалось под руку, и запускал, скаля зубы, в рассердившего. Раз он чуть было не сварил Химу, запустив в нее вскипевшим самоваром. Не отвернись она во-время, было бы плохо.

Задумали родители женить его. Авось, мол, бог даст, с женой-то угомонится.

— Мы тебя, Иванушка, женить хотим, — сказали они ему однажды, когда он был несколько в своем виде. — Пора тебе, дитятко… погулял достаточно. Как ты нам на это скажешь?..

— Жените… мне что ж, мне наплевать, — ответил Иванушка. — Испугался я, что ли?.. Эка штука! Взяли да и женили…

Но, увы! Слава про Иванушку прошла далече, и ни одна девица не пожелала отдать ему руку и сердце. Видя, что с девицами дело не сойдется, родители, при помощи свахи, подыскали вдову, огородницу, бабу лет под сорок, с двумя детьми и с «домом» на краю города. Дом от старости врастал в землю…