Федор Крюков - В углу

Но настоящей твердости не было в тоне. И уже на следующий день обнаружилось, что весь вопрос — в размере контрибуции. С окладным листом явились прежде всего арестанты.

— Товарищ, у нас тут испокон веков — обычай брать «влазнóе» с новых, — сказали они прокурору.

— Что же, если обычай, подчиняюсь. Сколько прикажете?

— Да уж сколько не пожалеете… Идет на общий котел. Тыщенку с вашей милости…

— Таких денег не имею.

Прокурор выяснил свои ресурсы — они оказались очень скромными. Арестанты поторговались, но быстро пошли на уступки и удовлетворились пятьюдесятью рублями.

Приблизительно в тех же размерах уплатили дань и остальные жертвы воли народа.

Дня через два после арестантов навестил узников один из второстепенных представителей власти.

— Сидите, господа? — спросил он сострадательным тоном.

— Как видите.

— Ах, напрасно. Очень даже напрасно.

— Мы тоже думаем…

— Всурьез говорю: зря время теряете. От души, понимаете… душевно, по совести. Ничего не поделаешь — время подошло такое: власть народа… надо, как говорится, смазки дать… знаете: «кузнец, кузнец, дай дегтю»…

— Сколько же?

— Смотря по человеку…

Не сразу, но договорились. На этот раз взяли покрупнее — тысячами. Но сделали все чисто, по форме, как в хороших домах принято. Взяли, а потом вызвали в заседание совета, спросили:

— Вы за что арестованы?

— Добивался узнать — не мог. Обвинений не предъявлено.

— Товарищ секретарь, наведите справку…

Секретарь деловито пошелестел бумажками.

— Гм… да… по-видимому, ошибка…

— Ошибка?

— В роде того как будто… Никаких указаний…

— В таком случае очень извиняемся, гражданин. Вы свободны…

Все как по нотам: приятно, стройно, благопристойно. Как в самых свободных странах — торжественная демонстрация гражданских горестей…

Так и проходили будни в нашем углу в этом однообразном чередовании волеизъявления народной власти: выносили резолюцию, схватывали, сажали, брали дань, выпускали. Обыскивали буржуев — и мелких, и покрупнее — конфисковали по вдохновению все, что попадалось под руку, иногда вплоть до детских игрушек, прятали по карманам, что было поценнее. Каждодневно конструировались комиссии, определялось жалование членам, штаты были щедрые. Не без трений было при этом, но в конце концов соглашение достигалось. Демократический принцип, требовавший уравнения вознаграждений за труд, очень разжигал аппетиты писарей, сторожей и прочего прежде мелкого люда, а ныне ставшего во главу угла. По мере возможности — а возможность представлялась пока беспредельною — удовлетворялись все требования.

— Алексей Данилыч, вы не возьметесь ли дрова попилить? — спрашиваю одного приятеля из чернорабочих.

— Некогда. В комиссию назначен.

— В какую же?

— В кулитурную… По кулитурной части.

— А-а… дело хорошее.

— Ничего: семь рублей суточных… имеет свою приятность…

Брезендент — искажение слова «президент», где оказываются контаминированы еще и «брезент» с «претендентом».

А.М. Каледин (1861–1918) — один из главных руководителей белоказачьего движения на Дону в Гражданскую войну, генерал от кавалерии (1916). С июня 1917 войсковой атаман Донского казачьего войска. 25.10 — 7.11.1917 Каледин возглавил вооруженное выступление, после краха которого сложил полномочия атамана. Застрелился 29 января 1918.

«Трудовое казачество» (контекст — иронический). По свидетельству начальника оперативного отдела штаба Донской армии Владимира Добрынина, на Дону этот термин в начале 1918 года ввел в употребление «президент Донской советской республики» Федор Подтёлков, декларировавший «почин освобождения трудового казачества от гнета контрреволюционеров, их войскового правительства, генералов, помещиков, капиталистов, мародеров и спекулянтов» (Добрынин В. В. Борьба с большевизмом на Юге России. Прага, 1921). Но сам Добрынин употребляет этот термин и без кавычек: «История в будущем покажет миру потрясающие зверства большевистского разгула на Дону и подчеркнет, что среди этих жертв было подавляющее большинство трудового казачества, обманутого посулами советской пропаганды…»

Вандея — департамент на западе Франции. В годы Французской революции в конце XVIII в. выказала приверженность старой системе королевской власти и стала одним из основных центров борьбы против якобинского правительства. В результате жестоких карательных экспедиций значительная часть населения была уничтожена. В дальнейшем название Вандея стало употребляться для обозначения очагов упорного противодействия революции вообще.