— Как дела? — спросил я у него.
— Ничего, слава богу! В вашу веру перехожу…
— Что же, милости просим. Почему так?
— Да собираюсь жениться…
— Дело не плохое. В добрый час!
— Нижающе благодарим!
— А не секрет — на ком?
Улыбка его расплылась во всю ширину лица, и, не глядя на меня, он ответил:
— Гляди, небось слыхали? У Медведевых беру… Катерину…
— Вот как! А я слышал, что ее по этапу должны были прислать?..
Он придвинулся ко мне так близко, что я мог слышать от него запах водки, и, понижая голос почти до шепота, сказал:
— Да ведь она дома скрывалась! Со снохой своей оне все это оборудовали. Два дня в погребу высидела! — воскликнул он громко, с искренним торжеством, и потом опять зашептал: — Туда ей сноха и есть носила… Жених приехал постелю брать — ее нет… Скандал!..
Климка комически зажмурил глаза, поднял брови, вздернул плечами и как-то особенно изогнулся. Видно было, что он находится в чрезвычайно взвинченном состоянии.
— Начал он Михаилу страмотить. «В суд, — говорит, — подам за бесчестье! ста рублями со мной не разделаешься за такое дело»!.. И Михаила осерчал. «Ты, — говорит, — не в правах меня при всем народе конфузить… Долой с моего двора!..» Прогнал!..
Он произнес последнее слово тонким, ликующим голосом и визгливо засмеялся, качаясь всем корпусом.
— Прогнал… — повторил он с удовольствием. — Ну, в обеды вчера прогнал, а она сейчас же из погреба вылезла, Катерина… Хват-девка? а?.. Молодчина!.. Отец за бечеву, она — утекать… Ну, тут мать вступилась, не дали ему бить… Вечером приходит ко мне брат ее, Сашка, — он мне друг ближающий… «Идите, — говорит, — к нам…» Я сейчас отцу в копыта: «Не лиши, дрожайший родитель»… и прочее… Ну, старик поломался-поломался и согласился. Мать долго-таки кричала… два раза костылем даже огрела, ну, тоже сдалась… И вот, значит, сегодня «стклянку» распиваем…
Он глядел на меня счастливыми, смеющимися глазами, и мне даже завидно стало видеть его добродушное, немножко пьяное, сияющее лицо.
— А ты зачем это людей бьешь? — спросил я.
— В ошибке дело вышло… Ночным бытом не разобрали. Да мы ничего, помиримся!
Тот же эпический спокойный тон, что и у Кирея.
12 октября
Был инспектор. Подготовкой новичков остался доволен. Проверял библиотеку. Отыскал книги, не допущенные каталогом министерства, и придрался. Я показал ему им же данное разрешение, и он несколько даже изумился.
— Гм… это по недосмотру, — сказал он, строго посмотревши сначала на меня, а потом на книги.
После минутного размышления он все-таки прибавил:
— Вы бы их куда-нибудь в уголок, что ль… подальше. А то как бы батя не донес. И вообще, молодой человек, я вам советую: поосторожней с этим…
При ревизиях библиотеки мне приходится переживать и тревожные, и веселые минуты. Кажется, всякий ревизующий уверен, что непременно он разыщет крамолу среди этих благонамеренных, серьезных и молчаливых рядов книг, тесно сжавших друг друга, а в иных местах братски похилившихся друг на дружку…
В прошлом году проверял библиотеку наш полицейский заседатель, Касьян Иваныч Пташкин, титулярный советник. Благодушный человек. Сначала взялся за дело ретиво, а потом видит — книг много (у нас в библиотеке уже более тысячи томов), а проверка туго подвигается вперед — стал действовать наскоком. Выхватил брошюрку в красной обложке: «Тмин и его разведение».
— Это что за «тмин» такой? — подозрительно и строго спрашивает он у меня.
— Растение такое.
— Гм… рас-те-ние?..
Он прищурил левый глаз, поднял правую бровь и искоса посмотрел на книжечку, которая выглядела так нарядно, весело и даже легкомысленно.
— Растение… «Тмин… и его… разведение»… Не слыхал. Шестой десяток существую на белом свете — не слыхал.
— Может быть, водку тминную пили когда-нибудь? — сказал я, пытаясь вывести из подозрения злополучную брошюрку.
— Нет, не пил такой, — сухо возразил Касьян Иваныч. — Разные пивал водки, а такой даже не слыхал, Бог с ней!.. А вот скажите: в каталоге значится это «разведение»-то?
— Ей-богу, не знаю. Не справлялся. Книжка по сельскому хозяйству…
— Тэ-эк-с! Значит, нет? Уж я знаю… Так вы, голубчик, вот что: разведение это бросьте! Это нам не по климату… да-с! куда-нибудь подальше… А то разведения-то эти, бывают, и нехорошо кончаются. И вам влетит, да и мне за недосмотр тоже… да-с! Вы-то холостой человек, а у меня пять дочерей, голубчик мой. Так-то-с…
Инспектор наш, бывший предводитель духовной семинарии, вообще тяжел, груб, как кутейник, деспотичен, но… в конце концов, все-таки прямой и нелицеприятный человек. Дело свое знает недурно. Этого не отрицают даже люди, к нему весьма не расположенные, — как, например, наш батюшка, который был его учеником по семинарии. С ним инспектор обошелся на этот раз довольно сурово.
Читать дальше