Лев Овалов - Двадцатые годы

Не хотелось идти Вере Васильевне, но шутить с Данилочкиным тоже нельзя, он строго-настрого предупредил ее через посыльного, чтобы она не вздумала отсутствовать.

Пошел с матерью и Слава, знал, что мать растеряется, что такие разбирательства ей не по нутру, своим присутствием хотел облегчить ей участие в этой неприятной процедуре.

- Марья Софроновна Астахова? Здесь. Вера Васильевна Астахова? Здесь. Филипп Ильич Астахов? Здесь. Можете садиться. Волостная земельная комиссия приступает к рассмотрению вопроса о разделе имущества, оставшегося после гражданина Астахова Павла Федоровича...

Слава отделился от стены, подошел к столу комиссии.

- Позвольте мне заменить мать, - обратился он с просьбой. - Самой ей не хочется участвовать в этом споре.

Славе тоже не хотелось участвовать в предстоящем споре, но еще больше хотелось избавить мать от возможных оскорблений со стороны Марьи Софроновны.

- Это еще чего? - рассердился Данилочкин. - Товарищ Ознобишин, идите-ка на свое место. Ваша мать не какая-нибудь неграмотная баба, а у-чи-тель-ни-ца! Вам понятно? Может постоять за себя, а вы здесь человек посторонний.

Дмитрий Фомич положил перед Данилочкиным список.

- По описи волземотдела за гражданином Астаховым числятся: дом в селе Успенском, два сарая, два амбара...

Последовало подробное перечисление всех построек и скота в хозяйстве Астаховых.

Данилочкин ткнул пальцем в сторону Марьи Софроновны:

- Какие у вас пожелания, гражданка Астахова?

- Нет у меня никаких пожеланиев, - отвечала та. - Как я есть полноправная жена, прошу охранить меня от этих коршунов... - Бросила злобный взгляд на Филиппыча, на Веру Васильевну. - Я, может, этого дня двадцать лет ждала...

- Не могли вы ждать двадцать лет, - оборвал ее Данилочкин. - Потому как вследствие маловозрастности не могли вы двадцать лет назад быть в каких-нибудь сношениях со своим мужем.

Данилочкин испытующе посмотрел на ответчиков.

- А вы, гражданин Астахов, что скажете?

- А чего говорить? - сказал Филиппыч. - Вот я действительно двадцать лет трублю у Астаховых, гоняли меня и в хвост, и в гриву, хутор-то, почитай, только благодаря мне и сохранился, так как вы полагаете, неужели я за свой труд не заработал избу с коровой?

- Как мы полагаем, мы еще скажем, - ответил Данилочкин. - Но, промежду прочим, отмечу, что каждый участник хозяйства, вложивший в него свой труд, имеет право на свою долю.

Слава вновь отошел от стены, вспомнил вдруг Федосея, уж если кто и вкладывал свой труд...

- Позвольте...

- Ну чего вам еще, товарищ Ознобишин? - с раздражением перебил его Данилочкин. - Негоже вам ввязываться в этот спор!

- Да я не о матери, - с досадою произнес Слава. - У Астаховых в прямом смысле есть батраки, Федосей и Надежда чуть не двадцать лет трудятся в этом хозяйстве, они-то уж действительно вложили в него про рву труда...

- Это вы правильно, - немедля согласился Данилочкин. - Наше упущение, их тоже следует вызвать, как их фамилия?

Слава не знал ни их фамилии, ни отчества, Федосей и Федосей, Надежда и Надежда...

Послали за Федосеем.

Данилочкин только хмыкнул при виде чудища с волосами.

- Вы кто есть?

- Мы - работники.

- У кого работники?

- У покойника.

- Какого еще покойника?

- У покойника Павла Федоровича жили в работниках, а сейчас у ихней супруги.

- Давно?

- Да, почитай, с двадцать годков.

- Так вот, коли ваш бывший хозяин скончался, имеете ли вы какую-нибудь претензию на его имущество?

- Какую ж пре... Хлеб нам еще за этот год должны.

- Вас как зовут?

- Федос.

- А полностью, полностью - имя, фамилия, отчество.

- Федос Сорока.

- А по отчеству?

Федосей ухмыльнулся.

- А по отчеству нас не зовут.

- А все-таки?

Федосей снова ухмыльнулся.

- Прокопьев...

- Так вот, гражданин Сорока Федосей Прокопьевич, ваш бывший хозяин, гражданин Астахов, скончался, имеете ли вы к нему какую-либо претензию?

- Я ж сказал, - сказал Федосей. - Хлеб он еще мне с женой должен.

- Вы должны ему хлеб? - Данилочкин повернулся к Марье Софроновне.

- Ничего я ему не должна, мало ли чего люди выдумают!

- Побойся бога! - Федосей даже руками всплеснул. - Не знаешь - не говори...

- Испугал ты ее богом! - Данилочкин опять хмыкнул и обратился к Филиппычу: - А вы чего просите?

- Ну, хоть амбар какой, сторожку в Дуровке, - попросил Филиппыч. - Куда ж мне деваться? И корову, - добавил он. - Хоть черную. Она хоть и яловая, я возьму.

- Ничего я ему не дам! - закричала Марья Софроновна. - Так любой потребует...