Лев Овалов - Помни обо мне

Все непонятно в этом лесу, никакой тропки не замечал Юра среди кочек, овражков и буераков, а Лида уверяла, что они точно идут по следу.

Юра шел, но уже не верил, что идут они по следу людей, которые увели Таню; опять он ее потерял, опять поиски, опять год, два, три, а может быть, и никогда...

Внезапно Лида остановилась, указала на примятую траву:

- Недавно тут прошло человек пятнадцать. Отдыхали или, во всяком случае, останавливались. Видите?

Юра и Петя не видели ничего.

- Здесь лежало что-то тяжелое, какая-то поклажа, - показывала Лида. Здесь лежал человек, здесь сидели женщины.

Нет, ничего не видно!

Лида прутиком указала на перетертые листья, на втоптанные с двух сторон следы, на вмятину с человеческий рост, усмехнулась, подняла из кучки прутиков и травинок женскую шпильку.

Шпилька в тайге... Оказывается, и в тайге теряют женщины шпильки!

- Теперь недалеко, - уверенно произнесла Лида. - Полчаса еще, час.

Петя удивился:

- Как вы можете знать?

- Пройдет еще час, расправятся ветви, сдвинутся листья...

Эта девочка читала все в лесу, как по книге.

- Скоро нагоним.

- Неужели мы так быстро сумели покрыть разделяющее нас расстояние? недоверчиво спросил Юра.

В свою очередь, Лида удивленно посмотрела на Юру.

- Не так уж быстро, мы идем часов шесть.

Юра взглянул на часы:

- А мне казалось, часа два...

Он не чувствовал голода, не замечал усталости.

- Еще немного...

Тронулись дальше.

- А это что?

Лида наклонилась. На кустике можжевельника покачивался клочок бумаги. Точно опавший листок. Она поднесла к глазам и тут же передала Юре:

- Тебе.

Клочок тетрадочной бумаги, и на нем карандашом всего одно слово: "Юра". Почерк Тани! Кто-кто, а Юра не мог ошибиться.

Значит, они действительно прошли здесь. Значит, Таня думает о нем. Значит, уверена, что Юра устремится вслед...

- Юра!

Он не слышал.

Откуда-то появился Венька.

- Тише вы!

- Откуда ты?

- Тише! Все эти монахи тут, за оврагом. На лужке расположились, завтракают. Лучок черным хлебом закусывают.

- А Таня с ними?

- Всю дорогу идет меж двух монахинь. Конвоируют.

- Тебя не заметили?

- Меня?!

- Давайте обсудим...

- А чего обсуждать? - Юра весь напрягся, точно приготовился к прыжку. Я иду за ней!

- А если полезут драться? Там такие дяди...

- А много их?

- Чертова дюжина. Четыре мужика и девять женщин.

- Старики?

- Трое вполне на уровне, да и старик не даст маху.

Юра махнул рукой.

- Иду!

СУМАСШЕДШЕЕ ПИАНИНО

Вчетвером поднялись на взгорок. На лужайке под ярким солнцем табором расположились беглецы. Странное это было зрелище. Все в черном, в каких-то полурясках, в черных платочках, в скуфейках, сидели они кружком, а посередине стоял и ораторствовал высокий худой старик в длинной рясе и уродливом черном колпаке.

Прошло еще несколько мгновений, и старик в рясе увидел преследователей.

Юра сбежал с пригорка. Где же Таня?.. Вот! Рядом с каким-то чернобородым дядькой.

- Таня!

Она рванулась, но чернобородый схватил ее за руку.

- Остановись! - прокричал старик в рясе.

Юра так и не понял, ему или Тане.

Голос, однако, такой, что хоть бы и на сцену. Сумрачно посмотрел на Юру:

- Что надобно?

Юра указал на Таню.

- Мы никого не держим...

Старик заговорил спокойнее, сдержаннее, взял себя в руки.

- Антихристово семя! - вдруг пронзительно выкрикнула одна из старух. Убить мало вас, нечестивцев!

Петя, Лида и Венька тоже спустились на лужайку, стали чуть поодаль от Юры. Солнечный свет ярко освещал всех. Четыре комсомольца и тринадцать странных существ. Одни против других. Обычно они вели себя тише, скромнее, эти скрытники, когда их обнаруживали в тайниках. Но сегодня их больше, и чувствуют они себя посмелее. У косматой старухи дрожат губы, вот-вот разразится новыми ругательствами. Но высокий старик властно простер руку.

- Вам чего?.. - медленно и даже как-то плавно произнес он. - Вам, собственно, чего, молодые люди? Шли бы своею дорогой, оставили бы честных христиан в покое.

Но Юра смотрел на одну Таню.

"Неужели я зря приехал за тобой на Урал? - мысленно обращался он к ней. - Неужели ты забыла, как сидели мы с тобой в Третьяковке? Как бродили по набережным..."

Косматая старуха тряслась все сильнее. Таня стояла потупившись. Чернобородый не отходил от нее.

- Таня! Таня! - продолжал Юра вслух, никого уже не стесняясь. - Я не могу без тебя! Не хочу без тебя! Что бы я для тебя только ни сделал...

И то, что обычно говорят наедине, с глазу на глаз, где-нибудь при свете луны, в тени цветущей сирени, звучало здесь, при ярком солнце, в присутствии двух десятков людей, еще значительнее и торжественнее, чем обычно. С каждым словом Юра все сильнее чувствовал громадность своей любви.