Юлия Пахоменко - В других краях

- Каких-то! Сама ты какая-то! - шипела Софка возбужденно. - Ты по-английски-то понимаешь? Нет? А вот Оля Баскина закончила английскую школу и она сказала потом мне и Кире Ивановне, что старикан в клетчатом говорил совсем другое, чем нам переводили. Он сказал, что все эти люди, - Софка понизила голос и опасливо покосилась на дверь, - важные-преважные персоны из мирового общества и они проверяют здесь права. Вот. Так что эти иностранцы могут нам очень даже боком выйти. Правда, Жень?

Женька не ответила. Ей не хотелось ни спорить, ни даже включаться в разговор. Раньше, когда Софка была постоянно обижаема соседками по шестой палате, Женька жалела ее, хотя и сторонилась вечной софкиной боязливой суетливости. А теперь даже и поворачиваться не хотелось туда, где встрепанная Софка восседает на валентининой кровати. Уже прошло почти два месяца, как Валентину забрали в бокс после тяжелой процедуры в кабинете Вадима Сергеевича, и не осталось никакой надежды на ее возвращение. Особенно ясно это стало после перевода Софки на валино место, и Женька не могла теперь смотреть на нее без неприязни.

Больше всего сейчас Женьке хотелось тишины, чтобы можно было спокойно погрузиться в яркий, красочный и волнущий мир грез - о Димке летом в деревне, о Димке во время их последней встречи, и о димкиной теперешней жизни, которую она на ходу придумывала.

- Да ладно вам, девочки, не спорьте, - сказала Нина Павловна мягко, как она всегда говорила. - Ну, была комиссия, может быть и важная, так ведь она уже ушла, и теперь, наверное, все будет снова как раньше.

х х х

Нина Павловна ошиблась - как раньше не стало, а стало все по-другому. Уже с утра в отделении чувствовалось необычное напряжение. Петровна как-то особенно въедливо проверяла уборку в палатах и заставляла отдраивать все до блеска. На кухне стояла подозрительная тишина, и от того, что Седьмая Вода не орала, как обычно, на своих подручных, было даже не по себе.

Во время линейки у Дарьи тоже было озабоченное лицо. Она долго осматривала нестройный ряд полосатых рубашек и черных юбок, поджимала губы, велела Рыжей Зинке пойти к Петровне получить новые тапки. Потом объявила:

- Вадима Сергеевича сегодня не будет. Он занят. Кабинеты номер четыре, пять и восемь закрыты на дезинфекцию. Не надолго. Так что процедур сегодня будет немного. У кого останется свободное время до обеда - по коридорам не шататься, не шуметь, сидеть тихо в своих палатах, читать газеты.

Помедлив и оглядев удивленные лица, Дарья как бы неохотно добавила:

- У нас могут быть посетители. Не бойтесь, отвечайте на вопросы. Только подумайте как следует вначале, что сказать! А то вам же потом хуже и будет. Не сбивайтесь в кучу, ведите себя прилично, солидно. Ясно?

Конечно, ни черта было не ясно - что за посетители, с чего это они будут общаться напрямую с больными (в жизни такого не было!), и почему сегодня не будет уколов и таблеток. Но вопросов задавать не полагалось. Даже Дарье, хотя она была самая лучшая староста во всей больнице; все же, чтобы оставаться старостой, ей надо было держать дисциплину.

...В музыкальной комнате Женька пробыла довольно долго. Лауреат Лауреатович был явно озадачен показаниями приборов и ставил одну и ту же мелодию несколько раз подряд, пожимая в перерывах плечами и взлохмачивая свою и без того растрепанную шевелюру. Женька была вовсе не против откинувшись в кресле, она с удовольствием пускалась в плавание по волнам воспоминаний, все дальше и дальше уходя в глубину времен. Вот снова появилась та же картина, что и вчера во время работы в швейной мастерской. Бабушка крутит неторопливо колесо старенького "Зингера", ловко направляет движение ткани, близоруко наклоняясь к шитью... Бабушка? Никогда не думала Женька, что у нее есть (была?) бабушка... Женька вообще не помнит своего детства, вся ее осознанная история велась всего лишь с восьми лет, со времени поселения у тетки Клавы, но это видение с бабушкой очевидно более давнего происхождения...

Женька попыталась как следует сосредоточиться на этой сцене. Ей хотелось посмотреть, что будет дальше - может, бабушка повернется и скажет что-нибудь, или подойдет, поправит одеяло, подоткнет подушку? Но тут Лауреат Лауреатович велел снять наушники, отцепил датчики и принялся задавать какие-то совершенно дурацкие вопросы.

Ведь ясно же, что перед ним лежит медицинская карта и в ней записана вся ее, женькина, больничная история. Там много такого, чего и Женьке неизвестно. Что нового может сказать Женька? Да, она себя хорошо чувствует. Нет, никаких особенных ощущений. Да, все в порядке. Нет, ни конфликтов, ни наказаний последнее время не было. Нет, ничего особенно хорошего тоже не было. Нет, ни посылок из дома, ни писем.