Михаил Панин - Камикадзе

Но ничего этого я англичанам не сказал - зачем рассказывать незнакомым людям про свои болячки. И вообще, кто знает, какая сегодня в мире обстановка, прошло столько лет. Вдруг какой-нибудь катаклизм? Это только считается: прогресс, прогресс, дальше ничего не будет - будет только повышаться или понижаться цена на нефть и слегка колебаться доллар. Может, там война? А я высунусь. Интернируют как бывшего военнослужащего, куда-нибудь посадят. Решил и дальше притворяться вождем туземного племени с хорошим знанием английского языка.

Я глянул на англичан, так и продолжавших стоять в изумлении, потом - на сундук, стоявший перед ними на песке. Говорю:

- По-моему, господа, вы нашли клад - на моей территории... Я сам его искал двадцать лет, но у меня не было карты острова. А вы, по всей видимости, где-то раздобыли. Интересно - где. Я что хочу сказать... Я хочу сказать, господа, что все недра острова, включая и все зарытые тут сокровища, золото и серебро, принадлежат мне и только мне, можете спросить об этом любого юриста. Я тут главное должностное лицо, а законы не писаны. Правда, может найтись юрист, который скажет, что все эти богатства принадлежат народу. Понятное дело, этот юрист ханжа и утопист, а мы с вами деловые люди. Народу принадлежит фольклор.

Англичане, услышав безукоризненный английский из уст небритого туземца в набедренной повязке, сначала растерялись, не зная, что им делать и что сказать. Мои аргументы были неотразимы, хотя всегда можно найти, что возразить человеку, или хотя бы плюнуть в морду. Но их предводительница, та самая женщина в очках, с выпирающими ключицами, как потом оказалось, удачливая бизнесменка с берегов Альбиона, но имевшая дела и в Сингапуре, спокойно сказала, что она, во-первых, приятно удивлена моим отличным произношением, а во-вторых, - она кинула оценивающий взгляд на моих гвардейцев, - она конечно же готова поделиться со мной золотом и драгоценностями, найденными на острове. Она не знала, что на острове есть администрация. Но раз местные власти есть... Уж так и быть, она уступает мне двадцать пять процентов стоимости клада, хотя у нее и есть лицензия.

Лапшу мне вешала. Будто я не знаю: двадцать пять процентов полагается тому частному лицу, кто нашел клад, то есть ей, а все остальное - государству, на чьей территории нашли. Я в данном случае и олицетворяю государство, кто же еще. Но не подал вида. Говорю:

- А сколько это - двадцать пять процентов, мэм? Я же неграмотный. Кстати, как вас зовут? А мое имя вам ничего не скажет.

- Зовите меня мисс Гопкинс, - сказала женщина, из чего я понял, что она еще не замужем или уже разведена, почему и ведет себя раскованно. - Сколько будет двадцать пять процентов? Ну что ж, сейчас подсчитаем...

Мисс Гопкинс извлекла из кармана шорт калькулятор и, быстро пробежав по кнопкам, выдала результат. Ваша доля, сказала она, составит минимум двести тысяч долларов. И если их отпустят - с кладом, - она готова заплатить эти деньги наличными хоть сейчас. Я согласен? Двести тысяч долларов хорошая сумма, на эти деньги можно много чего купить.

Да, это я понимал... Хотя больше десяти долларов никогда не держал в руках. По десять долларов я иногда покупал во Владивостоке у фарцовщиков, перед походом за границу, чтобы там что-нибудь заграничное купить. И всегда переживал - за эти несчастные баксы могли выгнать из военно-морского флота или даже посадить. В портах, куда мы заходили, нам выдавали - донги или еще какие тугрики. Но дело не в этом. Я чуть не расхохотался в лицо этой изможденной любовью леди. Какие же вы дураки, хоть и бизнесмены, хотел я сказать, ваш клад такая ерунда, по сравнению с тем богатством, которое хранят недра острова, его не перевезти всему нефтеналивному флоту мира. Интересно бы взглянуть на вашу карту, господа, неужели на ней не указан тот ручей? Но вполне возможно, что пираты ничего о нем не знали или он был им ни к чему - у них был ром в бочонках. И тогда это хорошо, пусть этот волшебный источник навсегда останется нашей с Минькой военной тайной. Тайна пригодится. У делового человека всегда должно быть что-то в запасе, что можно легко продать. А двести тысяч долларов без налогов, конечно, неплохо, при нашей бедности, - по сто тысяч на брата. Но никогда не надо быть слишком покладистым. Говорю:

- Двести тысяч долларов наличными - это хорошо, мисс Гопкинс, не буду спорить. Все нормально: обычно гангстеры в кино воруют миллион на пять-шесть человек, если потом друг друга не перестреляют и миллион достанется одному. Все по таксе. Но что я буду делать с этими деньгами здесь, в глуши, у меня даже нет карманов... Давайте поступим так - истина посередине: с вас еще двести тысяч наличными, чеков я не признаю, и вы берете к себе на борт меня и моего товарища. И подвозите нас к какому-нибудь хорошему городу, воспетому в песнях, к Сингапуру или Кейптауну, где мы сможем положить доллары в банк или превратить их в недвижимость, как это делают умные люди, а то дома у нас баксы отберут в пользу государства. Или вообще убьют бандиты. Итак, четыреста тысяч долларов, остановимся на этой цифре. Деньги должны быть большие, мэм, а жизнь - содержательна...