Виктор Панов - Бочка

Невысокий зека с печалью в крупных глазах чуть навыкате спросил Леонова, далеко ли тот отвозит нечистоты из лагеря, а мне сказал, когда он уехал:

- Знаю то место. Овраг за свалкой. Льете золото в прорву. По дороге слева - четыре дома, подальше - два. От деревни остались... Народ пробивной там.

- А где нет пробивных, - ответил я. - Одним война, а другим нажива.

Как на воле, он подал мне мягкую, нежную руку:

- Наум Абрамович, в прошлом инженер.

Живет он в бараке пересыльных, прибыл к нам недавно. Двойные нары. Теснота. Он говорил негромко, четко, словно бы выделяя каждый звук, хотя плохо произносил "р".

- Имею две новые простыни. - Инженер отступил от грязи. - Жена позаботилась. Не поможете ли продать? Боюсь ходить по баракам.

- Простыни? - Я подумал. - В больнице они есть. В бараках их не бывает. И едва ли кому нужны простыни.

- А рубашка новая? Ткань дорогая.

- Рубашку придурок возьмет за пайку. Шестисотку дадут.

- Мало! А нельзя ли вашему помощнику простыни и рубашку вывезти за зону и продать? Каким образом? - Он усмехнулся. - А очень просто. В тех домишках наверняка торговки живут... Под городом оборотистые. И вам перепадет.

Я призадумался. Заманчивое предложение. Но придется искать покупателя. А донос? Леонова законвоируют. Я попаду в карцер. Сказал Науму Абрамовичу:

- Риск большой, а выгода чепуховая.

- Никакого! Слушайте Наума. На вахте не будут с пристрастием обыскивать вонючую бочку. Я уже издалека видел - вахтер торопит его проехать в распахнутые ворота. Положит простыни под свою подстилку, сядет, привалится спиной к бочке. А рубашку надеть. За милую душу проедет.

- А обратно как? С маслом или хлебом?

- Хлеб на ломти, за пояс, масло в сапоги, за голенища. Под рубахи не заглядывают. Без торговли мир никогда не жил.

Леонов молча выслушал меня и отказался взять простыни. Я сказал об этом Науму Абрамовичу.

- Жаль. - Он приподнял плечи. - Подождем. Авось образумится. Как говорится, смелый там найдет, где робкий потеряет. Только бы не украли у меня простыни.

Дня через три Леонов в каморке сказал мне:

- Находится покупательница на простыни и рубашку. Легко вывезу, а вот обратно с продуктами... Ну, не сразу взять? А? - Он рассмеялся. Попробуем.

Я видел издалека - на вахте дежурный живо распахнул ворота, проводил лошадь с бочкой, значит, простыни и рубашка Наума запросто перебрались за ворота. Оставалось ждать возвращения Леонова.

Латыш Вольдемар, деловито орудуя метлой и лопатой, вспоминал, по обыкновению, свою Латвию. Не знали горя двести двадцать годочков под властью России, а каких-то два годочка тому назад попали в кабалу - петля на шее. На прежнюю Россию не сердится он, жена из русских, и себя считает русским латышом. В шестнадцатом году на войне с Германией за смелость и мужество получил орден Святого Георгия, хотя позже и был защитником революции. Сто первый раз повторил: если бы не латышские стрелки большевикам в Москве не удержаться у власти при схватке с эсерами.

- Поживали бы теперь и добра наживали. Без уравниловки и царства лентяев. У одних плохо лежит, а у других брюхо болит, и хочется сожрать чужое. Революцию брюхо сделало. Покорились нужде.

Появился хозяин простынь и рубашки.

- Не волнуйтесь, Наум Абрамович, - сказал я ему, - не обманем в случае успеха. Пройдите подальше за барак, а я с дороги понаблюдаю за проездом бочки через вахту.

Распахнулись ворота. Вахтер на ходу заглянул в пустую бочку. Леонов медленно проехал к уборной в глуховатом углу зоны, поставил телегу с бочкой, где полагалось, и достал из-за пояса плоские ломти белой булки, а из сапог вытянул масло, завернутое в лоскутья клеенки.

- Хлеб согрелся малость, а масло чуть не растаяло. Завтра тетка добавит хлеба и масла. - Он подтянул голенища сапог. - Добрая тетка. Спрашивает, как живем, не сильно ли голодаем. Дала еще головку чеснока лично мне. А чего тут зубоскалить? В домишко не звала. Да и открытое место, рисково останавливаться. Ничего она. Не старуха. На фронте сын. Хоть бы маломальский лесок - спрятаться.

Наум Абрамович сиял.

- Еще у меня простыня, да у соседа новенькая, да рубашки... Осторожность, разумеется, необходима. - Он рассмеялся, сощурив глаза. Вахтер едва заглянул в пустую бочку: проезжай скорее, значит.

Отправили за зону вторую простыню, нам в обмен дали картошку. А как ее завезти в зону? Леонов, подумав, сказал:

- В ведре - под бочкой. Еще случая не бывало, чтобы в то ведро заглянули, да туда и не склониться.