Опять я вспомнил Алёшу и что-то внезапно заколебалось у меня в голове. Правда ли, существует ли всё, что я вижу? Вот море… «Море?» – переспросил я с удивлением. Я со страхом оглянулся. Коля стоял недалеко у какого-то домика.
– Чей это домик? – громко сказал я, подходя к нему. – Странно здесь как-то… – покосился я.
– Это нам кажется только: домика нет, – засмеялся Коля, и смех его мне показался фальшивым.
И у Коли эти мысли?.. Кто-то подле нас заиграл на гармонике, и сразу на душе стало хорошо. Подошёл отец с матерью. Андрей возился с наловленными червячками. Мама поспешила устроиться под зонтиком, а отец торжественно закурил трубку, уселся рядом с ней и стал готовиться удить. Мы с волнением ждали очереди. Андрей развернул наши новенькие самоловы, приготовил их для ужения и стал учить нас. Он показал, как усесться, как держать верёвочку на пальце, чтобы слышать, как рыба клюнет, потом – как нужно «подсечь». Я тащил Андрея к себе, убеждая его, что уже всё понял, только бы он дал мне самолов в руки; Коля тянул его в свою сторону, и удочки ещё не были заброшены. Старик, однако, не сдавался на наши просьбы, и сел подле нас, чтобы теперь наглядно показать ужение. Сели и мы, нехотя и разочарованные. Удочки брошены в воду. Что делается во тьме, в море? Как рыба разглядит наживку? Андрей, полусогнув коричневый указательный палец, объясняет свои действия. Мы следим за ним, и в глазах от напряжения начинает двоиться. Вот палец его дрогнул…
– Клюёт, – объяснил старик, подсекая, – много тут рыбы в море… – и вдруг стал обеими руками быстро вытаскивать удочку.
Что-то невидимое нам металось внизу, так как пузыри поднимались над водой. Но Андрей неумолимо тянул, и неожиданно на поверхности появилось что-то серенькое, трепещущее, вертлявое. Я вскрикнул от восторга.
– Она вырвется! – заволновался я. – Тащите её скорее, Андрей!
И вот рыба снята с крючка и, с разорванным, окровавленным ртом, у нас в руках. Кровь! Как странно, что я об этом не знал…
– Андрей, бросьте рыбу в море, прошу вас, – выговорил я, начиная дрожать, – ведь ей больно. Коленька, отпустим её домой.
Загадочно улыбается Андрей, и серенькая рыбка отправляется в море. Она пролетает, сверкнув чешуёй на солнце, и исчезает навсегда в зелёной глубине… Вскоре Андрей ушёл. Я делаю вид, что действую, как Андрей учил нас, забрасываю удочку, но не думаю о ней, а Коля начинает серьёзно удить. Какое у него теперь злое, упрямое лицо… Отца я вижу хорошо. Трубка его едва дымится. Черты лица твёрдые, каменные. У него раздуваются ноздри, и взгляд выражает полное неослабное внимание. Он удит удочкой, и красиво раскрашенный поплавок невинно качается на воде. Внезапно отец вздрагивает. Поплавок уходит в воду, и сейчас же серое, живое, вертлявое, описав в воздухе дугу, летит к отцу в руки. Тогда он улыбается, кивает мне головой, и снова над трубкой его вьётся дым. У Коли также удача. Он уже поймал трёх рыбок и каждый раз весёлым криком извещает об этом отца.
Вдруг что-то дёрнуло мой палец. Что случилось? Палец мой гнётся, дрожит… Где же моя жалость?
– Рыбка, – подумал я, – Господи!..
Опять что-то дёрнуло, как будто позвало меня. Я лихорадочно стал тащить. Под водой невидимое всё рвётся, и я начинаю злиться. Я всё тащу быстрее, увереннее и наконец показывается прекрасная рыбка, моя рыбка, которую я поймал. Где же моя жалость? Жажда насилия охватывает меня как и всех на берегу, и я пронзительно кричу: «поймал!»
Отец обернулся и снисходительно кивнул мне головой. В глазах Коли я прочёл зависть охотника, и одобрение и зависть так взволновали меня, что я дерзко, как бы в насмешку, сорвал рыбу с удочки, бросил её в корзину отца, и дрожащими руками стал насаживать червячка на крючок. Я отдался охоте. Мне повезло, сумасшедше повезло. Коля сидел уже грустный, у него плохо клевало, и опять я дерзко смеюсь, как заправский охотник. Дёрг-дёрг! – и я подсекаю. Дёрг! – чудное ощущение не то в пальце, не то в душе – и я тащу одну рыбку за другой. Добрые чувства совершенно покидают меня, и я дивно наслаждаюсь. Мои лёгкие становятся огромными, и в них входит весь воздух, что на море. Я не чувствую рук, моя согнутая спина доставляет мне радость, оттого что она согнута, и рыбу я люблю так, как можно любить свою ловкую, сильную, но покорную жертву. Я как бы стал человеком взрослым, равным отцу и всем людям, которые сидели на берегу.
Ужение рыбы!.. Кто может передать эти отчётливые, но безымянные ощущения, когда душа становится полной, круглой; когда она точно созревает вмиг, сливаясь с круглым морем, круглым небом, когда она становится дьявольски хитрой, сильной и могущественной? Ужение рыбы! Почему у меня дрожат руки, и пальцы, точно пьяные, не покоряются воле? Почему я с наслаждением разрываю рот живому существу и с облегчением гляжу, когда оно истекает кровью?
Читать дальше