Арсений развлекал их - Васена Власьевна просила. Петухом кукарекал, коробок спичек жевал. Или еще: зажигал свечку и руку над огнем держал. Алдошкина Клементина только вздыхала: - Счастливая ты, Васена. Вон какой муж у тебя. Позавидуешь... А мой-то глухарь-глухарем - ничего не слушает... Одна гордость... - Да что там! - машет рукой Васена Власьевна. Подзывает она Арсения и говорит ему: - Будь любезен, передвинь вон тот шкаф от двери. Уж больно тесно стоит, проходу мешает. Клементина Алдошкина даже испугалась: - Да ты что, Васена! Побойся Бога! Здесь полк солдат нужен! Разве сдвинешь? А Арсению хоть бы что. Подошел к шкафу, уперся плечом и давай толкать что есть силы. Пот с него градом, красный весь, жилы на лбу вздулись. Шкаф, конечно, ни с места. - Будет тебе,- вмешивается Митяй Маркович.- Надорвешься! И тут вдруг шкаф как-то странно скрипнул, покачнулся и чуть-чуть сошел с места. Все сначала просто замерли, а потом сразу в ладоши хлопать. А Арсений раскланивается, как актер на сцене, руку к груди прикладывает. Тут Васена Власьевна ему и говорит: - А теперь расскажи, какой у нас царь в квартире объявился! Умереть можно! Арсений сначала не хотел было говорить, но потом все же начал: - Это когда сосед наш из больницы вернулся. Я в тот день поздно пришел, у Ашота Гургеновича в ларьке убирался. Поставил на плиту чайник, а Федор Кузьмич из комнаты своей выглядывает, пальцем манит. Как я вошел, дверь плотно прикрыл и шепчет: "Теперь можно открыться... Время пришло... Тебе первому..." Снова в коридор выглянул - нет ли кого. "Знай, любезный, я Федор Кузьмич..." - Ну и что? - спрашивает Васена Власьевна.- Мы знаем, что Федор Кузьмич. - Вот и я спрашиваю: ну и что? - продолжает Арсений.- А старик сердится. "Да нет,- говорит,- не просто Федор Кузьмич, а тот самый... Старец из Сибири... Неужто не слышал?" А я никак понять не могу: какой старец? - Как же, как же! - вмешивается Митяй Маркович.- Читали мы, по истории проходили. Старец Федор Кузьмич... Это когда император Александр Первый умер. Тогда еще восстание декабристов было. А потом старец в Сибири объявился, Федор Кузьмич... Вот в народе и пошел слух, будто император не умер вовсе, а скрылся... А Федор Кузьмич и есть тот самый государь... Это нам известно... Тут Арсений достает из шкафчика какую-то связку бумаг и вытаскивает листок обтрепанный - портрет. На картинке - красивое лицо, белокурые волосы, бакенбарды. - Ведь похож, правда? Самодержец российский! Александр Павлович! Мне Федор Кузьмич дал. Говорит: на память, от меня лично... Я хочу в комнате повесить... Чтобы всегда перед глазами... Васена Власьевна поднимается и берет со стола бутылку. - Пойти соседей угостить... А портрет ты порви... Чтобы я не видела его больше... Арсений хотел что-то сказать, но только вздохнул и стал рвать картинку. Вышли они с Васеной Власьевной на кухню, там - Федор Кузьмич. Спиной к окну стоит, халат новый, подаренный, руки за пояс заложил. Арсений рюмку ему протягивает: - За здоровье государя-императора! - А я выпью,- отвечает Федор Кузьмич.- Ты думаешь, если самодержец российский, так и не станет? А я вот выпью, любезный, выпью... Я не такой постник, как вы думаете... Васена Власьевна руки в боки - и на старика: - Вот как! Самодержец российский! Отчего же не Наполеон? Федор Кузьмич голову вперед наклоняет. - Говори громче,- просит.- Я глух на левое ухо... - Почему же не Наполеон? - кричит Васена Власьевна. - Бонапарт-то? - отвечает Федор Кузьмич.- Бонапарт - это другое совсем... Я ведь помню... Наше свидание с ним... Тильзит... Река Неман... Мы в шатре, на плоту, посреди реки. На мне черный мундир преображенский. Красные отвороты... Все золотом обшиты... Белые рейтузы, шарф, треуголка с перьями... Тут Лукичев из комнаты вышел, голоса на кухне услышал. В дверях стоит, слушает, потом ехидно так спрашивает: - Отчего же на реке? На каком-то плоту. Неужто на земле нельзя было? - Помилуйте,- отвечает Федор Кузьмич.- Да ведь всем известно: Бонапарт-то антихрист. Как же можно - православному царю с нехристем? Его сначала окрестить надо было в реке... А так - грех... - Ну и какой он, Наполеон? - снова спрашивает Лукичев. - Бонапарт-то? - переспрашивает Федор Кузьмич и голову вперед наклоняет.- Да никакого величия. Маленький, круглый. Покачивается из стороны в сторону. И лицо совсем невыразительное. Представляете, яблоко мне протягивает? "Мир,говорит,- как это яблоко. Мы разделим его на две части - восток и запад. Весь свет будет нашим". А я отказался... - Ну и дурак! - замечает Лукичев. Тут Васена Власьевна вмешивается: - Что языком-то болтать? Вы лучше выпейте за мое здоровье.
Читать дальше