Людмила Петрушевская: Крапива и малина

Добравшись до кровати, Крапива накрылась с головой одеялом и стала звонить по некоторому номеру.

Это был телефон одного безнадежно влюбленного лесного пожарника, вертолетчика из соседнего района, который не раз приглашал ее прокатиться на своем воздушном агрегате.

Короче, через пятнадцать минут вертолет приземлился на задворках их дома, а затем хмурая, вся в красных пятнах, Крапива села в кабину счастливого пожарника и попросила прокатить ее в Ущелье Смерти.

Где полчаса спустя, снизившись насколько возможно от пешеходной тропы, они и обнаружили летучего педагога, который, балансируя, сидел на почти вертикальной стене, цепляясь ногтями за камень, а ногами уперевшись в некий корешок. Он даже не взмахнул рукой в виде приветствия, а только осторожно кивнул головой, да-да, я здесь. Кстати, его чуть не сдуло ветром от вертолетного пропеллера, но умный пожарник взлетел повыше и выкинул трап.

Через полчаса хлопот, тарахтения и подскоков вертолет занял удобную позицию, и веревочная лестница, наконец, видимо, болтнулась в нужном месте, поскольку трап натянулся как леска, уловившая рыбку.

И действительно - над полом кабины показалась сиреневая от холода физиономия математика.

Взгромоздившись на палубу воздушного корабля и увидев Крапиву, учитель сделал строгое педагогическое лицо, готовясь сказать все, что было им передумано за последние часы, но Крапива так искренне и охотно (даже радостно) зарыдала у спасенного на плече, что он сделал только одно: достал из кармана своего праздничного изодранного костюма платок и, с трудом оторвав ученицу от себя, вытер ей глаза и распухший нос.

При этом из кармана у преподавателя вылетел ярко-красный лепесток.

Крапива увидела этот сигнал тревоги и хотела было поднять лепесток с полу, но учитель крепко держал ее за нос и вытирал его довольно-таки усердно, крутя туда и сюда, так что у бедной девочки временно полились совершенно иные слезы.

И математик смог довольно спокойно нагнуться и бережно спрятать потерю в карман, а Крапива все трясла головой, держась за нос.

Вертолет сел на тех же задворках, учитель пожал руку пожарнику, который улыбался, глядя на Крапиву, и все толковал насчет дискотеки сегодня вечером у них в клубе - увезу и привезу, объяснял он, керосин есть!

- И ты приходи, друг, не знаю как звать, - бормотал он, глядя опять-таки на Крапиву.

Но потом вертолетчику пришлось упорхнуть, у него кончалось ночное дежурство, он летел и улыбался, остальные же участники полета разошлись по домам хмурые и усталые, причем математик, войдя в свою квартиру, сразу же опустил лепесток в чашу с водой, где у него уже плавал тот, первый - и не завял с зимы!

Учитель постоял над чашей, отдыхая: ему нужно было отойти после долгих часов, проведенных рядом со смертью, и он, вместо того чтобы лечь в горячую ванну, осматривал свою новую добычу и все гадал, что же это с ним происходит.

Педагог думал: уже два раза ему полагалось погибнуть, однако оба раза он мало того что спасался, но и тут же, на месте спасения, чудесным образом находил красный лепесток неведомого цветка.

На этом мы оставим нашего молодого учителя, который все-таки побрел в ванную, и сообщим, что он был странный человек - например, он считал, что все у него, возможно, впереди и что профессию он еще не выбрал окончательно.

То есть математик еще не решил кем быть.

И пока он медленно снимает с себя порванный в трех местах (под мышками и на сиденье) костюм, мы вам скажем, что молодой педагог иногда (после некоторых уроков) думал, а не сделать ли своей профессией разведение цветов! Цветы не орут, не кидаются книгами, не дерутся и т. д.

С цветами можно разговаривать, им можно что-то объяснить, их можно переделать.

Вывести, например, новый сорт.

С учениками такого не получалось.

Сменить, сменить профессию, она становится смертельной, как у укротителя зверей!

И как пригодились ежедневные купания в ледяной воде-то! Без этого жуткого тренинга учитель свободно мог бы сейчас представлять собой шведский стол (холодные закуски) для десятка птичек...

Так в шутку думал педагог, только недавно свалившийся в пропасть из-за слишком бойкой ученицы.

Тем более что он и начал, в сущности, уже разводить цветы - с одного лепестка. Некоторые лепестки ведь (он читал) способны пускать корни, так что каждое утро молодой математик с надеждой осматривал свой ботанический трофей насчет новых ростков - тот держался в полной свежести и сохранности, плавал в воде, не завядая, но никаких корешков себе не отпустил.