Алексей Писемский - Мещане

- Ничего я теперь не могу сделать! - сказала Домна Осиповна решительным тоном.

- И что же, дедушка теперь знает, что вы в разводе?

- Не думаю! По крайней мере я к нему не писала, а муж... не знаю.

- Тот не напишет, побоится; а то бы старик давно его к себе призвал и палкой отдул.

В это время обед кончился. Лакеи подали кофе и на столе оставили только ликеры и вина.

- Mesdames! - воскликнул Янсутский. - Угодно вам, как делают это английские дамы, удалиться в другую комнату или остаться с нами?

- Я желаю остаться здесь! - отозвалась первая Домна Осиповна. - Вы остаетесь, ma chere? - спросила она Мерову.

- Мне все равно! - отвечала та.

Янсутский затем принялся неотступно угощать своих гостей ликерами и вином. Сам он, по случаю хлопот своих и беспокойства, ничего почти не ел, но только пил, и поэтому заметно охмелел; в этом виде он был еще отвратительнее и все лез к Тюменеву и подлизывался к нему.

- Очень вам благодарен, ваше превосходительство, за ваше посещение, говорил он, беря стул и садясь между ним и Меровой.

Тюменев молча ему на это поклонился.

- Я, знаете... вот и она вам скажет... - продолжал Янсутский, указывая на Мерову, - черт знает, сколько бы там ни было дела, но люблю повеселиться; между всеми нами, то есть людьми одного дела, кто этакой хорошенький обедец затеет и даст?.. - Я! Кто любим и владеет хорошенькой женщиной?.. - Я! По-моему, скупость есть величайшая глупость! Жизнь дана человеку, чтобы он пользовался ею, а не деньги наживал.

- Правду это говорит он про себя? - спросил Тюменев Мерову с несколько ядовитой улыбкой.

- Нет, неправду: прескупой, напротив! - отвечала та.

- Ну, где же скупой? - возразил, немного покраснев, Янсутский.

- Конечно, скупой! - повторила Мерова.

- Вовсе не скупой!.. Вон Офонькин действительно скуп: вообразите, ваше превосходительство, ему раз в Петербурге, для небольших этих чиновничков, но людей весьма ему нужных, надо было дать обедец, и он их в летний, жаркий день позвал, - как вы думаете, куда?.. К Палкину в трактир, рядом с кухней почти, и сверх того еще накормил гнилой соленой рыбой в ботвинье; с теми со всеми после того сделалась холера... Они, разумеется, рассердились на него и напакостили ему в деле. По-моему, это мало что свинство, но это даже не расчет коммерческий: сделай он обед у Дюссо, пусть он ему стоит полторы две тысячи, но устрой самое дело, которое, может быть, впоследствии будет приносить ему сотни тысяч.

- Каким же образом маленькие чиновники могут повредить или устроить какое бы ни было дело? - спросил Тюменев, по-видимому несколько обидевшись на такой рассказ.

- Ге!.. Маленькие чиновники!.. Маленькие чиновники - дело великое! воскликнул Янсутский (будь он в более нормальном состоянии, то, конечно, не стал бы так откровенничать перед Тюменевым). - Маленькие чиновники и обеды управляют всей Россией!..

- Может быть, вы и меня угощаете обедом, чтобы подкупить на что-нибудь? - заметил ядовито Тюменев.

- О, ваше превосходительство, мог ли бы я когда-нибудь вообразить себе это! - произнес Янсутский, даже испугавшись такого предположения Тюменева.

- И не советую вам, - продолжал тот, - потому что пообедать - я пообедаю, но буду еще строже после того.

- О, совершенно верю! - продолжал восклицать Янсутский. - А я вот пойду позубоскалю немного над Офонькиным, - проговорил он, сочтя за лучшее перевести разговор на другой предмет, и затем, подойдя к Офонькину и садясь около него, отнесся к тому: - Василий Иванович, когда же вы дадите нам обед?

- Чего-с? - отозвался тот, как бы не поняв даже того, о чем его спрашивали. Его очень заговорил граф Хвостиков, который с самого начала обеда вцепился в него и все толковал ему выгоду предприятия, на которое он не мог поймать Янсутского. Сын Израиля делал страшное усилие над своим мозгом, чтобы понять, где тут выгода, и ничего, однако, не мог уразуметь из слов графа.

- Когда ж вы нам обед дадите? - крикнул ему на ухо во все горло Янсутский.

- Не дам никогда! - крикнул и с своей стороны громко Офонькин и немедля же повернулся слушать графа Хвостикова.

- Господин Офонькин разговора даже об этом не любит, - заметил Тюменев.

- О, у меня есть его тысяча рублей! - произнес Янсутский. - Послезавтра же затеваю обед от его имени и издерживаю всю эту тысячу.

- А я все-таки ее с вас взыщу, - возразил ему, смеясь, Офонькин.

- Как же вы ее взыщете, когда у вас никакого документа на нее нет?

- А это будет неблагородно с вашей стороны, - сказал, по-прежнему смеясь, Офонькин.