Андрей Платонов - Из генерального сочинения

Был холод, враг, аж пот на ногах мерз. Кровь в жилах, оголодавших за дальнюю дорогу, сгустела в сбитень и стужа кипела на коже варом.

Посерьезнел крестьянский народ и надолго забился в тихие дымные деревни и там задумался безвестными, сонными думами -- про скот, про первоначальные века, про все. Мыслист русский народ, даром что пищу потребляет малопитательную. Волчьи ночи -- века, темь и немость хат, лунный неземной огонь на небе, над рекою пурги, душевная доброта человека от понимания мира -- все видимое и невидимое, как вода сквозь грунт, стекает в сердце тайным ходом и орошает жизнь.

Едешь неспешно, лошади кормлены на заре, и вся их мочь, давно иссосана ледяными ветрами.

Едешь, а душа томится по благолепию, по лету, по благовеющему климату.

Зима дадена для обновления тела. Ее надо спать в жаркой и тесной норе, рядом с нежной подругой, которая к осени снесет тебе свежего потомка, чтобы век продолжался...

* * *

Не особенно скоро, но все же настало время, когда мы доехали вконец.

Стояли три, либо четыре хаты -- хутор. Брехали собаки, пел в неурочное время петух и шевелилась в сараях прочая живность, которой не спится и которая тревожится за живот свой.

Приехал я по малому делу, больше от душевной суеты, чем по насущной надобности.

Тут, на отрубе, жил один человек, малоценный в отношении человеческого сообщества, но в котором мудрость имела свое средостение.

Он и выполз наружу, услыхав брех и петушиное птичье пение.

-- Здравствуй, Савватий Саввыч!

-- Доброго здоровья! Что вас ночью примело, аль горе какое неутешимое?

-- Ты все равно не утешишь -- не баба!

-- Я не к тому, я про душевность спрашиваю...

Вошли в хату к Савватию Саввычу. В избе -- пустошь. Лежит окамелок старого окоченелого хлеба, на лавке дрожит в стуже щенок, больной и жалостный, с душевными глазами.

Кругом -- голо, прохладно, бездомовно, не пахнет по-человечьи. Сразу видно -- бабы нету. Нет в доме оседлости и постоянного местопребывания.

Печь холодная и спит, должно, на ней один человек, но ему не спится и он думает о светопреставлении, о пустынном мире, о встречном ветре времен, -- и сам с собою разговаривает.

За окном снежная топь, в поле не скинешь дороги, далекие города шумят в бессонном труде, мужики, уставшие от всяких делов и баб, спят без памяти, солнце бродит вдалеке от земли по косому зимнему пути, а к человеку не идет сон, и до утра еще далеко.

Мать его умерла давно, некому его вспомнить даже в погожий день.

Есть мысль -- жена одиноких. Есть душа -- дешевая ветошь.

Мало имущества у человека!

-- Давай почавкаем, -- сказал Савватий Саввыч, -- набьем в пузень дребедень -- червей разводить в нутре!

И мы зажевали -- не спеша и не вдумываясь во вкус.

-- Я все думаю, -- проговорил с полным ртом Савватий Саввыч, -- от чего нету человеку благорасположения на земле? Живешь -- и жмет где-то в нутре, аж сузиком всего сводит. Жизнь не в талию пришлась человеку!..

-- Погоди, придется! Отожгем, приколотим, разошьем ушивки и вновь сошьем -- и будет всем удобь. Шили нам сюртуки, а мы мужики!.. Вот каково дело! Пока жив, всякое приспособленье для хорошей жизни устроить допустимо. А теперь революция -- нам ветер взад?

-- Это все допустимо, -- проглотив картошку, сказал Савватий Саввыч, -- недопустимо, знаешь что? -- На небо залезть, да пупок с пуза на лоб перенесть, да еще кочетиное яйцо снесть! Мужик пужался всего -- оттого и жизнь была малопитательна. Бей в морду с отжошкой всякую супротивщину -- на душе поблажеет и на дворе погожей станет!

Веселый свет загорелся в хате от легкого дыхания мысли, легче всякого высокого газа и душевного духа.

Вот он ветер -- настоящая жизнь!

Заскрипела тяжелая снасть силы, злобы и просторного ветра богатой воли!

-- К лету уйду отсель, -- сказал сам по себе Савватий Саввыч.

-- А куда? -- спросил я.

-- Так, блукать пойду. Человеку надобно продвижение, а не хата и не пшено! Тебе кашки не положить?

-- Благодарю. Не уважаю пшено.

-- Гляди сам! У соседа баба готовит мне. Куфарь обстоятельный -- семь годов у господ служила.

Говорили еще долго о всяких далеких, протяжных для мысли вещах.

Мы съежились, заслушались и поснули, как провалились пропадом, изморившись за день жить.

Поснули, засопели -- и сразу завоняло луком.

____________________

Ночь на дворе осиротела, и метель стихла: не для кого.

Тихо стояли в плетневой огороже под соломенной крышей одурелые коровы, и высапывал взад-вперед возгрю годовалый бычок, не догадываясь, как и что.